Шрифт:
Германию. В Ковеле, бросив свой чемодан на произвол судьбы, девушка бежала
из эшелона и со многими приключениями вернулась домой.
Страх, что этот факт может стать известным немецким властям и заставлял
Ванду принимать у себя в доме "пана Болека" и "пана Багинского".
Когда симпатия к жизнерадостному, открытому парню брала верх над
недоверием, Ванде казалось, что ее подозрение о характере связи между
Гнидюком и Шевчуком лишены оснований, что это всего лишь деловое знакомство.
Неизвестно, сколь долго длилось бы это недоразумение, если бы Гнидюк,
убедившись, что на девушку можно положиться, не признался ей, что он
является разведчиком-партизаном.
С этого дня Ванда Пилипчук, как и ее старший брат Владек, стали нашими
разведчиками, одним из звеньев в сложной цепи здолбуновского подполья.
В последнее время Гнидюк как-то не встречался с Вандой, и поэтому
немудрено, что в домике на Долгой улице его ожидал сюрприз.
В гостиной за накрытым столом рядом с Вандой сидел представительный
мужчина лет сорока пяти в черном мундире. Гнидюку прямо-таки везло на
знакомство с гестаповцами! Не поведя бровью, Николай щелкнул каблуками и
представился:
– - Ян Багинский, двоюродный брат панны Ванды. С кем имею честь?
Гестаповец несколько растерялся, но на приветствие ответил, назвавшись
Генеком Ясневским, сотрудником специального отдела гестапо по охране
железнодорожных объектов.
"Польщенный" таким знакомством, Гнидюк постарался как следует напоить
гостя. С каждой рюмкой настороженность Ясневского таяла, уступая место
хвастливой болтливости и самолюбованию. Гнидюк слушал, восторгался подвигами
гестаповца, сочувствовал трудной службе пана Ясневского и делал для себя
кое-какие выводы. Неожиданно ухажер Ванды впал в слезливый тон. От бравады
не осталось и следа.
– - Вообще, пан Багинский, -- он доверительно нагнулся к Николаю,--чтобы
я очень любил немцев, -- так это не так. Я такой же добрый поляк и католик,
как и вы. Вы же знаете, как они платят в гестапо. Кабы не гроши... Но если
вы думаете, что их дают даром, то ошибаетесь. Мне дали такую должность, что
еле жив остался во время налета партизан. Теперь, правда, после ранения
служу на самой станции.
Наконец, Генек встал, силясь взять себя в руки. Ванда встревоженно
взглянула на Николая. Тот, также взглядом, успокоил ее.
– - Пан позволит проводить его до улицы? -- и он подхватил отяжелевшего
гестаповца под руку. "Пан" позволил.
А у самой калитки вдруг зашептал Гнидюку, обдав его спиртным перегаром:
– - А знаете, что я еще скажу вам, так не такие уж умники, эти
партизаны. Будь я на их месте, показал бы немцам, пся крев!
Когда Николай вернулся в дом, Ванда рассказала ему, что гестаповец
влюблен в нее по уши, уговаривает ее выйти за него замуж, обещая все земные
блага и даже достать "синеву с неба". Ей он противен, но она водит его за
нос, так как он спасает ее от угонов в Германию.
Гнидюк сообщил об Ясневском в отряд. Мы дали Николаю указание
постараться извлечь пользу из Генека, используя его жадность к деньгам и
влюбленность в нашу разведчицу.
Очень скоро одуревший от любви гестаповец согласился, конечно, не
бескорыстно, давать разные сведения. Разумеется, ему не сообщили, для кого.
В присутствии Гнидюка и Ванды Ясневский стал на колени перед иконой "матки
боски", поклялся, что он никогда, ни при каких обстоятельствах не изменит
панне Ванде, выполнит любые ее поручения, никого не выдаст, и подписался под
присягой.
Ясневский, вероятно, считал Гнидюка представителем польского
эмигрантского правительства в Лондоне, так как неоднократно распинался перед
ним в своей преданности Речи Посполитой.
Без особого труда мы стали регулярно узнавать от него планы гестапо,
даты облав, ночные пароли, расположение секретных постов, имена и адреса
секретных агентов.
А в один, как говорят, прекрасный день Николай и Ванда потребовали от