что затевается газета. Но в этой типографии, кроме афишек заезжих

актеров да полицейских объявлений, раньше ничего и не печатали.

Первым делом надо было проверить, исправны ли типографские

машины. А как к ним подступиться? Ведь это же все-таки не

водопроводное дело...

Глядел я, глядел в типографии на чугунные колеса, обошел их

кругом. "Вертятся?" - спрашиваю. "Вертятся, - отвечают рабочие, - если

вертеть". - "Ну-ка, - говорю, - крутанем!" Крутанули. Забрякали в

машине вальцы, начала она махать какими-то рогами. Один из рабочих

пустил под вальцы клочок бумаги - бумажка вышла с другого конца машины

наружу, ее поддели рога и положили передо мной. Гляжу - и буквы

отпечатались:

ПРИКАЗ

Послезавтра, во вторник, должны быть доставлены из каждой

деревни, которая получит этот приказ, в германскую местную комендатуру

г. Проскурова 40 взрослых, крепких, среднего роста лошадей, которых

будет осматривать германская военная комиссия...

Печатник взял у меня из рук бумажку и скомкал.

– Держи карман шире, - усмехнулся печатник. - Дядьки наши по

деревням рассудили так, что их благородия германские офицеры и пешком

добегут до границы тут недалече, ноги не отвалятся.

– Значит, не дали? Здорово!

– Да что ж, паны невелики, - сказал печатник, - а лошадям лишнее

беспокойство.

Рабочие расхохотались и сразу заговорили о деле.

– Будет газета, бумаги только давайте. Пудов хоть с десяток для

начала.

Десять пудов бумаги! Да в штабе у нас каждый листок чуть ли не

под расписку выдают... Отправился я на поиски бумаги по городу. Где я

только не побывал, каких только мест не облазил! День бегал, два бегал

– и все никакого проку. Наконец - уже некуда было идти - завернул в

аптеку. Думаю себе: "Аптекари всех в городе знают, может быть, и

посоветуют мне что-нибудь". Вошел. Гляжу, аптекарь лекарство

завертывает и на прилавке у него стопка тонкой розовой бумаги.

Я попросил у него листочек, пощупал. "Не ахти какая бумага, но

под машиной, - думаю себе, - пожалуй, не лопнет, можно печатать". И

тут я разлился перед аптекарем соловьем, начал уговаривать его

уступить бумагу для газеты. Говорю и сам себе удивляюсь, до чего же

ласковые, красивые слова получаются.

Вижу, аптекарь обмяк. Потом почесал в затылке, ушел в другую

комнату - и выволок мне целый тюк бумаги.

"Эге, - думаю, - да этот народ запасливый!" Я еще в одну аптеку

завернул - мне и тут собрали тючок обертки. Словом, "бумажный вопрос"

разрешился лучше и нельзя. Доставил я бумагу в типографию; говорят

мне: краски надо, кистей, керосину - шрифт перемыть. Я опять в город.

А в типографию уже поступили статьи. Иван Лаврентьич написал про

Первый конгресс Коммунистического Интернационала. Весть о том, что в

Москву пробрались делегаты от коммунистических партий разных стран,

восторженно обсуждалась нашими бойцами. Вот смелые люди приехали: им и

блокада нипочем, и фронты. Вот каковы коммунисты!

Важную статью написал предревкома. Он говорил о том, что русские

рабочие помогли украинцам изгнать оккупантов и восстановить на Украине

Советскую власть. Дело чести украинцев - ответить на эту помощь. В

Советской России нет хлеба, там очень трудно живется, а Украина

обильна хлебом.

А вот и статья от комбрига. Озаглавлена: "Учиться!" Теслер

требовал, чтобы вся бригада засела за парты. Правильная статья.

Революционный боец должен неотступно овладевать новыми знаниями. А

кое-кому из наших ребят об этом к месту напомнить. А то отдыхают

чересчур!

Не успели еще наборщики набрать статьи, как политотдельский

вестовой выгрузил на стол целый ворох заметок. Рабочие даже руками

замахали на него: "И не приходи больше и не носи! Эка вывалил! Сразу

чуть ли не на три номера материалу!"

Для первого номера газеты редакция выбрала заметки, которые