Шрифт:
гравийные дорожки.
По краям сквера высился плотный зеленый вал насаждений, который
настолько скрадывал городской шум, что мнилось, будто только и звуков
на свете, что журчанье фонтана...
Садовая скамья оказалась удобной, глубокой, и Сергей, садясь,
расслабленно потянулся, с наслаждением закрыл глаза.
Какой бурный день, сколько переживаний!.. Но было радостно
сознавать, что и он, Домокуров, причастен к одержанной на совещании
победе. "Вот когда двинутся ленинградцы в большой поход на поиски
броневика!"
Дядя Егор, показалось Сергею, не в духе. Молчит. А заговорил - в
голосе обида.
– Конечно, Серега, у тебя делов да делов, это мне понятно...
Он распустил досаждавший ему галстук и снял его через голову, как
хомут снимают, расстегнул пиджак и передохнул с облегчением.
– Это мне все понятно, - повторил он.
– А все ж таки наведался бы
хоть для ради Дуняши...
– Да, да, непременно! - воскликнул Домокуров, чувствуя, что
краснеет под укоризненным взглядом старика. - Непременно! Вот выберу
вечерок... Дуняша-то небось уже большая?
Старик и реками развел.
– Да ты што, Серега? Окончательно заработался? В школе она -
старшая пионервожатая и физрук вдобавок. Сама добилась: педагогическое
училище с отличием!
Егор Фомич повеселел, заулыбался, принялся рассказывать об
успехах племянницы.
– В комсомольском комитете она там у них, комитетчица. Рейды там
разные, активы. А в молодежные походы и меня водит - выковыривает,
понимаешь ли, старика из теплой домашности... Приходи, Серега,
повидайся. Дуняша будет рада. Может, и в кино сходите.
Домокуров поднялся со скамьи:
– Ну что ж, отдохнули - пора и к делам возвращаться.
Встал и Егор Фомич. Расправил плечи.
– Кино не кино, - сказал Сергей на прощанье, - а искать броневик
я твою Дуняшу приспособлю. Тем более - комсомолка. Так ей и скажи,
пусть готовится.
x x x
А Сергей никак не мог представить себе девушку иначе, чем
виденным им когда-то голенастым подростком. И не без любопытства
поехал навестить старика.
Жил Егор Фомич бобылем за Нарвской заставой, в старом,
облупленном доме. По сути дела, была это лишь комната в одно окно, с
громоздкой русской печью, за которой где-то в щели поскрипывал
сверчок.
Егор самолично топил эту печь, любил, чтобы было жарко, ходил
дома в исподнем и босиком. Девушка отделила себе занавеской уголок.
Ища номер дома, Сергей глаза проглядел: не над каждыми воротами и
жестянка. Наконец поднялся по лестнице, где в нос ударил кошачий
запах, нашарил в темноте обитую войлоком и рогожей дверь. Дернул за
проволочную петлю, внутри прогремел колокольчик.
Тут же дверь распахнулась настежь.
Босая, с голиком в руке, в луже мыльной пены стояла девушка.
Стройная, красивая. Но едва это заметил Домокуров, как в глазах
девушки вспыхнул злой огонек и словно сжег всю ее привлекательность -
на Домокурова воззрилась дурнушка.
– Что надо-то?
Это "что" прозвучало как "чо" из уральского говора.
– Я...
– Сергей почему-то сконфузился.
– Я к Егору Фомичу.
– Дома нет.
– А где же он?
– Мне не сказывается!
Сергей молчал в раздумье.
– Не засть, квартиру выстудишь! - И перед парнем, обдув его
ветром, дверь захлопнулась. Он отшатнулся и пощупал нос: спасибо,
уцелел... Рассмеялся: "Ого, к этакой не подступись!.." Но встреча эта
раззадорила парня. Решил дождаться дядю Егора снаружи. "Не я буду,
если не нокаутирую эту уралочку!"
Впоследствии Лещев, наведенный Сергеем на разговор о его
племяннице, понял юношу с намека и сказал:
– А для чего роза обрастает шипами?
И разъяснил свой афоризм так: в районе их жительства "хватает,
как выразился Фомич, заставских нахалов". Вот девушка и развила в себе
способность обороняться.
Когда Лещев, постучавшись в ту же дверь под рогожей, спросил:
"Можно ли? Мы вдвоем", девушка отозвалась: "Щи еще в печке не упрели"