Шрифт:
— В экосистеме, — поправил Фред скорее в качестве предложения, а не из «вцезнайства».
— Да-да. В экоцистеме, — без колебаний подтвердила Мара. — Если быть цовсем точной, я цтудентка. На уцовершенствовании. А эта хижина ваша?
— Да, — сказал Фред немного сконфуженно. И вскоре добавил: — То есть, если быть совсем точным, не моя. Моей подруги. То есть одной подруги. Строго говоря, знакомой. По профессии и все такое.
— Клацно.
— Клацно?
— Клацная хижина.
— Ах, вот вы о чем. Да.
— Для меня было бы непоцтижимо прекрацно иметь такую хижину. Прямо у озера. Удобно для иццледований. А то на мопеде долго ехать.
— Ну еще бы, — сказал Фред. — Конечно, смотря откуда едешь.
— Да, — вздохнула Мара.
Фред собрался с духом.
— А вы издалека?
— Из Грюнбаха.
— Живете в Грюнбахе?
— Только сейчас, во время учебы. Цнимаю комнату. А вы любопы-ы-ытный!
— Простите. — Больше Фреду ничего не приходило в голову. Он чувствовал себя зажатым.
Однако тишина, установившаяся между Альфредом и Марой, отнюдь не была тягостной. Наконец Мара встала.
— Пить хочецца. У вац не найдется цтакана воды?
— Воды? Ну конечно. Простите, что сам не подумал. Идемте.
Фред направился к хижине, исследовательница за ним. Фред указал на скамью перед дверью:
— Садитесь, пожалуйста.
Он взял два стакана и пошел к роднику за хижиной. Когда он вернулся с полными стаканами, Мара что-то читала на листке бумаги. И быстро положила его на стол.
— Простите. Подняла с земли. Лежал под цтолом.
Фред взглянул на бумажку. То был один из листков, которые он исписал в последние дни. Фред слегка испугался, что Мара могла там вычитать. Для поправки ущерба он решил сам зачитать текст вслух. При этом немного запинался, потому что сам с трудом разбирал свой почерк.
— «Я часть этого мира. Я врос в него».
Дальше внизу было написано — еще более неразборчиво:
— «Я не могу писать о жизни так, как исследователь препарирует лягушку».
И еще ниже — совсем каракулями:
— «Все дело в реальности действительности».
— Вот еще листок, — сказала Мара, протягивая его Фреду, который с трудом разобрал:
— «Я висел на волоске и нацарапал что-то на песке».
— Плохой язык, — заметила Мара.
Фред смущенно кивнул. Потом разобрал еще одно четверостишие:
«Лето кончилось, падают сливы. Сочный плод надкусил и сидишь. Думал, станешь в покое счастливым, Но лишь раны свои бередишь».— Да вы цочиняете стихи! — удивленно воскликнула Мара.
Фред пристыженно улыбнулся:
— Нет-нет, я не сочиняю.
— Да это же непоцтижимо красиво!
— Что-то сомневаюсь.
Мара встала.
— Цпасибо за воду. Чудецная вода!
Фред нашел, что она очень грациозна. И вдруг понял, кого она ему напоминает. Русалку! Ту самую русалку, которую он видел на татуировке Августа. Фред мечтательно улыбнулся. Русалка…
Мара помахала рукой. Да, грациозная, подумал Фред, это верное слово.
— До цвидания, — сказала русалка со своим очаровательным акцентом.
Подхватила свою маску для подводного плавания, вошла в воду, надела маску и медленно поплыла к другому берегу. Фред провожал ее взглядом, пока она не скрылась из поля зрения за краем бухты.
Мара ни разу не оглянулась.
15 июля
Фред проснулся чуть свет. Поворочался с боку на бок, но больше не смог уснуть. Пошел к машине, чтобы посмотреть, который час. Других часов у него не было. Почти половина пятого. Идиотизм, конечно, подумал Фред. А если бы было четыре? Или шесть? Это бы что-нибудь изменило? Птицы пели очень громко. Почти горланили. И рыбы плескались, хватая насекомых с поверхности воды. От их трапезы по воде расходились круги. В лесу потрескивало и шуршало. Это лесное зверье кралось сквозь чащу, олени, лисы, медведи, кто его знает.
В лакомой тяжести полуденного зноя на озере было куда тише.
Фред растопил плиту, чтобы сварить кофе. Он наслаждался теплом и уютом хижины. В восемь часов состоялось грандиозное выступление солнца из-за горного массива. В половину девятого Фред уже плыл на середине озера. Может, сегодня Мара ведет свои исследования у другого берега? Он не видел ее и в принципе не страдал от этого. Но она бы не стала помехой его уединению.
В одиннадцать Фред съел последний ломоть хлеба и последний кусочек сыра. От Августа не было никаких известий. И от Мары никаких следов. Может, это была туристка, а его просто разыграла. Внешне она была совсем не похожа на исследователя. С другой стороны, Конрад Лоренц или Ганс Хасс в плавках тоже мало смахивали на ученых.