Шрифт:
– Хочешь выпить?
– предложила хозяйка, уже без злости и недоверия посмотрев на меня.
– Не откажусь. Виски, если можно.
– А ты - гурман.
– Наталья потянулась к барной стойке за фужерами и её халат распахнулся.
– А я хочу шампанского, - низким голосом проговорила она.
Мой взгляд соскользнул ниже её плеч, и в глубоком вырезе пеньюара под халатом я увидел такое, от чего стало не по себе. Наталья стояла слишком близко, и её, очерченная ненадёжной границей одежды грудь, оказалась рядом с моими глазами. Сквозь тонкую материю полупрозрачного кружевного пеньюара просвечивали большие, тяжело налитые полушария. "Серьёзная провокация!" - подумал я, подавляя глубокий вздох. Прямо передо мной колыхались две невозможно красивых, чуть более полных к низу женских груди, обтянутые лишь возле самых сосков лёгкой ажурной паутинкой материи. Хозяйка, доставая бокалы, обратила внимание на мою реакцию, но я быстро отвёл глаза в сторону. Наталья запахнула халат.
– Подай бутылку из холодильника, - попросила она.
Мы сели на диван и выпили по бокалу настоящего французского шампанского.
– Ты вогнал в её подсознание установку - нелюбимая, - продолжила Наталья наш разговор, но теперь в её глазах я не видел тех холодных иголок, какими она встретила меня пятнадцать минут назад на пороге дома.
– И много лет Вера живёт с этой установкой, как с острым осколком в раненой душе... ей этого совсем не надо. Я слышу, как иногда она плачет по ночам. А как вытащить этот осколок - не знаю. Наверное, ты прав - ей нужна семья. Ребёнок. Она должна снова поверить мужчине. Сколько вы уже знакомы?
– Пять лет... нет, четырнадцать! А вы? Вы её так просто отпустите?
– Что я? Я люблю Верочку. Но, если она захочет, препятствовать не стану. У меня есть сын. Был муж. Кстати, мой сынок влюблён в нашу Веру. Мальчишка!
– Сколько ему?
– Двадцать.
Я прикинул в уме - выходила не очень большая разница в возрасте. В сердце шевельнулось что-то, похожее на ревность.
– А она?
– поинтересовался я.
– Она относится к нему, как к другу. А он готов выслушивать её часами и вытирать сопли. Сколько раз я говорила ей, что мужчина предназначен для действий, а не для сопереживания. Если хочется выплакаться - лучше идти ко мне. Не порть мне ребёнка.
– Хотел бы я оказаться на месте вашего сына...
– Тебе нравятся женские слёзы?
– Это Верины слёзы. Я хочу сам их вытирать, хочу, чтобы она меньше плакала.
– А сможешь? Выдержишь?
– Наталья посмотрела на меня с недоверием.
– Что именно?
– Бесконечные проверки на прочность в первые годы совместной жизни. Ты это заслужил. Капризничая, устраивая сцены, ведя себя алогично - она подсознательно будет испытывать тебя. Очень часто мужики ломаются, не выдержав таких проб. Хотя для того, чтобы женщина испытывала к тебе уважение, пусть даже тщательно скрываемое, нужно всего лишь пытаться понимать и чувствовать её, сопереживать и, оставаясь мужчиной, никогда не опускаться ниже её уровня. Я имею в виду отношения.
– Я выдержу. Вера - смысл моей жизни!
– Громкие слова. Не люблю!
– Наталья поморщилась.
– Так почему же четырнадцать лет назад ты бросил её? Потому, что она не была такой красавицей?
– Скорее, тогда я ещё не был готов к отношениям. Только развелись с женой...
– Верю. Мужчины очень слабые и ранимые существа, поэтому вам проще сбежать от женской любви... и зачастую вы так и поступаете. Впрочем, так же, как и мы бежим от любви мужской. Это происходит или от разочарования в прошлых отношениях, или от страха будущих отношений, или это элементарное непонимание женской души. Во всех случаях - это комплекс. Комплекс неудачной любви.
– Да. Но теперь знаю по себе - избавить мужчину от этого комплекса может только женщина.
– Как посмотреть? Каждый получает то, что хочет получить. Я сейчас читаю "Белые ночи" Достоевского, у него там про это хорошо написано, - именно так, как бывает в жизни... а как ты относишься к Достоевскому?
– К Фёдору Михайловичу?
– Я был очень удивлён вопросом.
– Он гениальный психолог.
– Читал что-нибудь?
– Конечно, читал... и кое-чему даже пытаюсь у него учиться.
– Чему, например?
– Умению выстраивать сюжет. У него всё начинается с каких-то мелких недоразумений, и постепенно события нарастают, как снежный ком. Фёдор Михайлович "наращивает ток", пока не "заискрит проводка".
– А я люблю перечитывать его "Карамзиных", "Бесов", "Дневники". Его произведения - как напоминание о хрупкости мира и о том, что может произойти с людьми, забывшими о любви и милосердии. Пишет не просто, но мудро и красиво.
– Да. Его основная идея - "Без Бога всё позволено". Вместе с идеей Бога летит к чертям идея человечности и всего человечества. И ещё "Жизнь задыхается без цели" - очень точная его формулировка.
– Есть у Достоевского и другая ясная идея - "Жизнь - страдание". Фёдор Михайлович даёт понять, что нет других причин и источников страдания, кроме самого человека, потерявшего духовность. Ведь духовность она или есть, или её нет. Обращение к Богу - вещь для человека интимная. А наша нынешняя псевдорелигиозность - сплошной бизнес!
– Сейчас всё - бизнес. Если не всё продаётся, то всё покупается. Достоевский говорит, что счастье не в наживе, не в политике и революционных метаниях, а в обычных человеческих отношениях. Я полностью с ним согласен. Дороже человеческих отношений может быть только сама человеческая жизнь.