— Ну и вводная, — вырвалось у Сполохова. — После такой артподготовки или позиций не останется, или захватывать их будет незачем, лучше обойти сторонкой…

Разряд электрокнута не стал неожиданностью. Олег невольно схватился за шею и скрипнул зубами.

— Ты, рядовой, гляжу, не врубаешься, — пробасил сержант. — Не сообразишь никак, куда попал. А мне сказали, ты доктор, умный вроде как…

— Я умный, господин сержант, — процедил Олег, враждебно глядя на воина, — только не сообразительный.

— Тормоз, — перевел на свой язык сержант. — Ничего, когда припекать начнет, сразу научишься соображать. Быстрее боевого компа будешь задачки решать: куда перебежать, куда откатиться да в кого выстрелить… Ефрейтор, продолжайте!

— Наш взвод идет в качестве разведгруппы авангарда атакующих войск. Это значит, что поддержки с флангов не будет. В четырех километрах позади нас движется заградительный отряд, поэтому отступление невозможно.

— Господин сержант, разрешите уточнить, что значит заградительный отряд? — снова встрял Сполохов.

— Это, доктор, взвод вроде нашего, — недобро усмехнулся сержант, — только на спецмашинах, защищенных от радиации, и задача у него попроще, чем у нас. А конкретно — при помощи дальнобойных снайперских винтовок и радиоуправляемых зарядов, спрятанных где-то в наших доспехах, помочь нам захватить вражеские позиции.

— Не понимаю, при чем тут заряды? Если отступим, нас взорвут?

— А говорил, не соображаешь, — скривился командир. — Мы — штрафной взвод, доктор. И отступать нам не положено. Или вперед, или на тот свет. Что, в общем-то, одно и то же. Вот так.

— Но… за что? Почему? — Олег растерянно похлопал глазами. — Что это за полигон?

— Вопросы после, — снова став суровым, отрезал сержант. — То, что задача учебная, ничего не значит. Ядерные взрывы будут реальными, снайперы в заградотряде будут стрелять по трусам на поражение, а врага изобразит другой штрафной взвод. Выход один — захватить позиции и укрыться от радиации во вражеском бункере.

— Абсурд! — возмущенно выпалил Олег. — Я не верю, что наши военные могут проводить такие жестокие учения! Здесь что-то не так!

Сержант снова поднял шокер, но в последний момент передумал:

— Ну-ну, давай говори. Что тут не так? Рекрутеры сказали, что ты у нас мастер раскрывать заговоры в высших сферах.

Сполохов раскрыл было рот, чтобы выдать пространную речь о том, что во власти, в том числе и военной, что-то пошло наперекос, но вдруг вспомнил «туманный» допрос в серой «подсобке» и промолчал. Сержант явно провоцировал его. Зачем-то ему было нужно, чтобы Олег в запале выдал некое откровение.

— Не понимаю, о чем вы, господин сержант. — Сполохов упрямо поджал губы.

— Другое дело, — негромко буркнул сержант.

Такая реакция командира удивила Олега еще больше, чем неуклюжая попытка начать откровенный разговор. Чем дальше в лес, тем больше странностей…

Пока Сполохов удивлялся, ефрейтор закончил излагать боевую задачу, а сержант объявил минутную готовность.

Бойцы надели шлемы, проверили плотность подгонки снаряжения и активировали винтовки. Все эти манипуляции были непривычными, но Олег смотрел на Граббе и все повторял за ним, а потому уложился в срок. Когда приготовления были окончены, сержант Таран — как было написано сзади на его шлеме, в одну строчку с группой крови и резус-фактором — подошел к тяжелой бронедвери и положил руку в толстой перчатке на рычаг механического замка.

— Включить связь! К бою!

«Уровень радиации на поверхности триста рентген, — мурлыкнул боевой комп-координатор. — Дверь разблокирована».

Насколько помнил Сполохов институтский курс радиологии, для «смерти под лучом» триста рентген было мало, но, если при таком фоне задержаться минут на двадцать, да еще поползать в пыли, не помогут никакие доспехи.

Сержант Таран навалился на рычаг, и дверь подалась наружу. Штрафной взвод поднял винтовки стволами вверх и двинулся на выход… …Атака по выжженной земле была похожа на дурной сон. Позиции врага находились в каких-то пятистах метрах от бункера, но были это не окопы, как ожидал Сполохов, а цепь приземистых бетонных куполов, из бойниц которых палили почем зря тяжелые лазерники. В их мощных лучах горела не только земля и поднятая взводом пыль, но, казалось, полыхал даже воздух. Рассыпавшиеся в цепь штрафники то и дело падали, вставали, короткими перебежками продвигались на несколько метров вперед, снова падали, перекатывались вправо или влево, переползали под прикрытие любых самых незначительных неровностей почвы и опять вставали, перебегали, падали…

Слева от Олега рухнул близорукий Лютер. Когда ефрейтор Граббе скомандовал ему «вперед», рядовой даже не пошевелился. Сполохов приподнял голову и взглянул на Лютера. Он был жив, но выполнить команду не мог. У него не осталось сил. Граббе выругался и повторил приказ. В эту минуту несколько вражеских выстрелов вздыбили почву перед самым носом у Лютера, и он начал отползать.

— Лютер, куда?! — крикнул Олег. — Вперед! Прыгай вперед и вправо, там траншея!

Лютер его не услышал или не захотел услышать. Он бросил винтовку и продолжал пятиться, будто рак. Скоро он оказался метрах в десяти-пятнадцати позади примерной линии взвода, и Олег понял, почему фамилии солдат были написаны не на груди или передней поверхности шлемов, а сзади. Голова Лютера дернулась, и он уткнулся забралом в радиоактивную пыль. В затылочной пластине шлема чернела круглая обугленная дыра. Заградотряд действительно существовал, и праздновать труса было так же смертельно опасно, как идти в эту безумную атаку.