Шрифт:
«…Тем не менее группа «Алсос» продолжала активные поиски в уже побежденной Германии… до конца мая».
А вот в конце мая происходит нечто непонятное. Поиски почти прерываются. Вернее, они продолжаются, но с гораздо меньшей интенсивностью. Если раньше ими занимались крупные ученые с мировым именем, то теперь – безусые лаборанты. А крупные ученые скопом пакуют вещи и отбывают в Америку. Почему?
В итоговых официальных документах миссии, рассекреченных в конце 50-х годов, доказывалось, что союзники во многом превосходили «Урановый проект» еще в самом начале 40-х годов. Причиной этого Гаудсмит и его подчиненные считали, то что по сравнению с «Манхэттенским проектом» лаборатории, руководимые членами «Уранового клуба», всегда испытывали сильную нужду в материально-техническом и сырьевом обеспечении. Таким образом, миссия «Алсос» в заключительной аналитической справке приводит экспертную оценку о том, что Германия в принципе не могла добиться успеха, не имея достаточных человеческих, материальных и инженерных ресурсов для производства атомных боеприпасов.
Все эти выводы вроде бы подтверждали и результаты операции британской разведки под названием «Ипсилон». За несколько месяцев сотрудникам миссии удалось найти многих участников «Уранового клуба», а также некоторые документы и оборудование. Наиболее видные немецкие ученые были переправлены в небольшое английское местечко Фарм-Холл. Здесь Гейзенберг, Ган и Вейцзеккер вместе со своими коллегами стали невольными участниками операции «Ипсилон». Помещения, где располагались интернированные члены «Уранового клуба», были буквально нашпигованы прослушивающей аппаратурой, так что все материалы их бесед и дискуссий немедленно попадали в «Интеллидженс сервис» и ФБР, а оттуда – к Гроувсу.
Еще один довольно сомнительный аргумент краха «Уранового проекта» Гаудсмит высказывает в своей знаменитой монографии «Миссия “Алсос”», опубликованной в 1947 году. В ней содержится далеко не бесспорный вывод о том, что главной причиной неудач «Уранового клуба» было то, что научно-технический прогресс не мог развиваться при тоталитаризме. Правда, уже в то время некоторые военные аналитики указывали, что подобное утверждение звучит несколько странно на фоне уникальных достижений немецких ученых и инженеров в области бронетанковой техники, жидкостных ракетных двигателей и реактивной авиации.
Сегодня общепризнанная реинтерпретация основных причин неудачи «Уранового проекта» существенно отличается от скоропалительных и каких-то слишком уж нарочитых выводов Гаудсмита. Однако и тут основной акцент делается на недостаточную организацию и координацию деятельности «Уранового клуба», а именно – неудача объясняется отсутствием инстанции, которая бы обобщала результаты исследований всех научных секторов, руководила ими и направляла полученные данные в распоряжение некоего конструкторского центра, обладающего обширными полномочиями.
В качестве аргументации здесь приводится шаткий довод, что в Германии всегда существовали проблемы, связанные с отсутствием должной координации правительственной и частной научной деятельности. Это якобы и приводило к тому, что множество негосударственных учреждений действовало разобщено в своих областях, независимо друг от друга.
Так, большой научный сектор существовал в системе вузов, к которому принадлежали университеты и высшие технические учебные заведения. Сюда же входило и три десятка научно-исследовательских институтов Общества кайзера Вильгельма, выполняющего роль германской Академии наук. Эти учреждения организационно подчинялись рейхсминистру науки, воспитания и просвещения. Параллельно существовал совершенно независимый промышленный научно-исследовательский сектор, включавший лабораторные комплексы больших предприятий. Третьей крупной организацией был научно-исследовательский аппарат вермахта, в который тоже входило несколько центров, принадлежащих трем разным родам вооруженных сил. Каждый из них имел свой Генеральный штаб, сам планировал войну и разрабатывал необходимые виды оружия. А еще было независимое от всех командование войск СС со своим собственным штабом.
Кроме того, имелись еще исключительно хорошо оснащенные институты имперской почты, которые занимались не только усовершенствованиями в области техники связи, но и уделяли много внимания вопросам атомной физики. Координации войсковых лабораторий мешали излишний режим секретности и борьба за первенство между отдельными видами вооруженных сил, изолировавших творческие коллективы, разрабатывающие одни и те же вопросы ядерных технологий.
Ну и, конечно же, считается, что определенную негативную роль сыграл и Гейзенберг, который якобы чуть ли не саботировал ход «Уранового проекта», фактически подчинив все работы своим собственным интересам. При этом он будто бы почти без ограничений получал финансирование, оборудование и радиоактивные материалы, не считая тяжелой воды и графита, для проверки своих гипотетических построений, и тем самым лишал своих коллег возможности развивать более успешные направления.
«Саботаж» Гейзенберга к тому же дополняла «близорукость» политики Третьего рейха в области «неарийских» ученых, что привело к эмиграции таких именитых физиков, как А. Эйнштейн, М. Борн, Д. фон Нейман, Г. Бете, Э. Теллер, Л. Сциллард, Э. Шредингер, К. Фукс. При этом много ученых эмигрировало и из стран-союзниц Германии, а также оккупированных государств; например, из Италии бежал Нобелевский лауреат Энрико Ферми. Кроме того, в результате политических чисток 1628 доцентов были изгнаны с кафедр и из исследовательских институтов, что привело к потере каждого десятого ученого Германии. Жертвами следующей политической кампании в последний год войны стали еще 4289 доцентов; в итоге по статистике каждый третий немецкий преподаватель высших учебных заведений потерял возможность проводить научные исследования.
Следующие доводы «официальной» версии касаются планов «блицкрига», предполагающего молниеносную победу тем же оружием, с которым была начата Вторая мировая война. Поэтому все исследования, которые находились лишь в начальной стадии разработки, не представляли для нацистского правительства никакого интереса. Именно поэтому ученые использовались как обычный людской ресурс, и несколько тысяч высококвалифицированных исследователей, включая специалистов в области атомной физики и химии, были еще в начале войны призваны в армию.