ветвей движения анархистов-синдикалистов (коммунистов) не имело, по-видимому,

никаких реальных “предков” и было явным новообразованием, использовавшим в

различной степени элементы и достижения других духовных движений, с которыми мог

быть знаком его основатель.

С одной стороны, это была попытка распространения анархистских идей среди

интеллигенции, в общем-то довольно равнодушной к собственно политическому

анархизму с его примитивным экономическим материализмом, мало чем отличавшимся от

99

такого же материализма коммунистов; с другой стороны - попыткой возрождения самого

анархизма уже как философского направления, зашедшего к тому времени в тупик, путем

внесения в него этического момента, который еще до П.А.Кропоткина начал

разрабатывать в плане “безвластничества” (акратии) Л.Н.Толстой, подойдя к проблеме

государства и личности с позиций христианства.<32>

Если оставить в стороне загадку происхождения орденских легенд, часть текстов

которых сохранила явные следы перевода, в том числе с французского языка, а часть -

столь же безусловные следы переработки уже на российской почве, впервые этот

своеобразный сплав христианского гностицизма, розенкрейцерства, средневекового

рыцарства, оккультизма и анархизма получил своих слушателей и последователей в 1920

г., тогда как собственно “Орден Света” с его кружками - не ранее конца 1923 - начала 1924

года. На последний отрезок времени приходится работа ведущих “рыцарей” в

Белорусской драматической студии в Москве, во МХАТе 2-м, в Студии (затем - театре)

им. Е.Б.Вахтангова, в Студии Ю.А.Завадского и других местах, в том числе - и в Музее

П.А.Кропоткина.

Ситуация в стране как нельзя лучше способствовала успеху этой затеи. Православная

Церковь к этому времени подверглась не просто сокрушительному погрому со стороны

государства: задолго до революции она растеряла подавляющую часть своей паствы из-за

собственного обскурантизма, сотрудничества с государством в области запретительной и

доносительной (духовная цензура, фискальная обязанность священников нарушать тайну

исповеди и т.п.) и сопротивления давно назревшим внутренним реформам в вопросах

брака, образования и пр. Церковь в России не сумела объединить общество и, наоборот,

противопоставила себя прогрессу и науке, которая бурно развивалась на протяжении

предшествующего столетия, совершив в умах живущих гораздо больше переворотов, чем

революция политическая. В результате возникла ситуация, аналогичная той, о которой,

применительно к Западу, говорил Дж. Гамберини, некогда Великий Мастер Великого

Востока Италии, отмечая “универсализм” масонства:

“Благодаря протестантской реформе этическое единство западного мира прекратило

свое существование в силу распадения христианства. Европейцы доказали, что они вполне

могут обходиться без единства веры. Однако они оказались не в состоянии развиваться

при отсутствии этического единства, общей нравственной ткани, связующей их воедино.

Когда окончательно погибла иллюзия Священной Римской империи, а религиозное

единство вступило в полосу трагического кризиса, вот тогда европейцы и обратились к

масонству. Оно приняло их в объятия своего конкретного универсализма, который тем

прочнее, чем меньше в нем идеологических примесей.”<33>

Не так ли произошло и в нашем случае? Анархо-мистицизм в форме тамплиерства не

был религией и никогда не посягал на это, неуклонно подчеркивая свою приверженность

первоначальному христианству. Он не давал конкретной программы действий, не

требовал исполнения какого-либо устава, не вмешивался ни в личную, ни в духовную

жизнь человека. По существу, он не требовал от человека даже веры, убеждая, что главное

– это соблюдение общечеловеческой этики, содержащейся в евангельских заветах,

стремление к познанию и совершенствованию - ко всему, что влечет ум человека, не

обращаясь во вред другому. Единственно, в чем пытался убедить анархо-мистицизм своих