Нога болит нестерпимо. А мне сейчас нужно быть победоносной, эксцентричной,

разбитной и завлекательной. Мой партнер (Михалков) моложе меня на десять лет… Теперь ему

тридцать, он сильный, красивый, здоровый. Нам сейчас предстоит дуэль-состязание, мы

должны вот-вот сойтись в сцене и подняться на самую высокую ноту, попасть в «жанр».

Нет сил ничего доказывать, нет желания. Такая разбитая, хочется скорее лечь… Что

делать, как уйти от неминуемой сцены?

Стою за домом. Меня никто не видит. Отсюда я пойду на камеру, навстречу роли,

партнеру, людям, которые мне потом станут родными, навстречу режиссеру, который заставит

меня писать про папу и мое детство… Ой, ну не могу… ну нет же сил…

— Ты прекрасна, ты самая красивая. Ты все можешь, все. Не думай об этом, пусть твоя

героиня хромает. Это даже интересно. За двадцать лет с человеком Бог знает что может

произойти, а тем более с ней. Ты моложе выглядишь, чем он. Посмотри, у него уже и складки у

рта, и лоб… Ты не бойся, дави его. Возьми его и задави — ты же актриса! Раскрепостись, делай

что хочешь. Захочешь закружиться — кружись, отвернись от камеры, смотри в камеру — что

хочешь. Для этой сцены мне пленки не жалко. Ну, дорогая моя, помни, что ты самая прекрасная,

самая красивая… Ну давай, милая моя, красавица моя… Я тебе доверяю полностью — делай

что хочешь, в любую сторону, — говорил, отходя все дальше и дальше, режиссер.

Какой он красивый, как прекрасно улыбается. Какие прекрасные люди живут на земле! Я

посмотрела на себя в деревенское окошко. Свет падал мягко, теней под глазами не было. А я

вроде сейчас действительно ничего, вполне, а? Ведь он прав — я и пою, и играю! Почему я все

время в себе копаюсь, сомневаюсь? Что это со мной? На улице жарко, а по спине, между

лопатками, поползла ледяная струйка. Вот и во рту пересохло, вот уж и забил озноб. Началась

знакомая трясучка — уже сигналит мой актерский профессионализм моему разбитому

больному организму, что он уже готов… Сейчас, сейчас, подождите. Я сейчас соберусь… Я

вспоминаю, что кумиром Таи мы с режиссером решили сделать звезду пятидесятых годов

Лолиту Торрес.

Мотор!..»

Каскадер Николай Ващилин вспоминает о подготовительном периоде, о беседах с

режиссером по разработке сцен драки на берегу, войны, взрывов на нефтяной скважине и

гибели в огне героя, которые были для него «настоящим праздником».

«Так творчески и доброжелательно я еще не работал ни с одним режиссером за десять

лет…

В июле 1976-го начались съемки в Твери. Андрон определил мне несколько дней для

репетиций драки на берегу с актерами Сергеем Шакуровым, Виталием Соломиным,

Александром Потаповым и Леонидом Плешаковым…

По замыслу Андрона все должно было сниматься одним кадром, с использованием

принципа внутрикадрового монтажа. Экспрессию драки в кадре было решено подчеркнуть

опрокинутой корзиной с живой прыгающей рыбой. Рыбу привезли, она оказалась свежей, но

неживой. Когда посмотрели материал, драка тоже была без нерва… Рыбу Андрон велел

пожарить со сметаной и устроил маленький пир. Приехала Лив Ульман и какие-то французы. Я

был приглашен на ужин. Появился Никита Михалков, и, увидев меня за столом, спросил

Андрона, кто я такой. Я чуть не вышел из-за стола. Андрон одернул Никиту и уговорил меня не

обращать на него внимания. Андрон ко мне хорошо относился. Я был счастлив.

Обдумав материал, я предложил Андрону сцену драки переснять, внес предложение

разжечь на берегу костер и уронить туда героев, потом за это «порвать» Устюжанина и убить его

веслом, но, промахнувшись, залепить удар своему брату, и т. д., и снимать все одним кадром, но

с руки, двигающейся камерой. Андрон послушал и спросил, представляю ли я себе, сколько эта

пересъемка будет стоить. И пошутил: если сцена будет плохой на экране, то я ее и оплачу. Я

согласился. Пересняли. Вышло замечательно.

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

140

…Однажды, подготовив трюк перепрыгивания с сосны на сосну за Виталия Соломина на

высоте 20 метров, я задрал цену для каскадеров до 100 рублей за дубль. Наглость в то время