только соотношение сил — своих и обратившего на нее внимание Кончаловского, но и

судьбоносность происходящего. «Мне ничего не оставалось делать — только слушать и ждать,

наблюдать, как разворачивается написанная кем-то заранее история моего будущего», — писала

в своем мемуарном романе актриса.

Для Елены первый приход в дом Кончаловского был сопоставим с посещением музея

культурных ценностей, а его речи казались невероятными, уносившими в какие-то

фантастические дали. Даже в позднейшем ее пересказе чувствуется завораживающая магия

происходившего. Она отмечает в Андрее «что-то мюнхгаузеновское — в глобальном масштабе

его планов, только с той разницей, что он мог действительно поехать и во Францию, и в

Италию, в Америку… Дерзость его намерений передавалась слушателям, тем, кто оказывался в

данный момент возле него».

Кончаловский — просветитель по натуре. Он, как признавался и сам, не упускал

возможности образовательно-воспитательного воздействия на своих спутниц. Елена была

благодатным в этом смысле материалом и, надо сказать, многое восприняла из его учения.

Одним из первых «воспитательных» актов было вручение брошюры под названием «Восток и

Запад», отражающей тогдашние увлечения Андрея восточной философией, в частности

дзэн-буддизмом. Но в тот момент голова девушки кружилась вовсе не от интеллектуальных

нагрузок, а от того, что обложка брошюры была пропитана ароматом его парфюма — «пьяный

горьковатый вкус восточных благовоний». На особую роль волнующих запахов в их

отношениях с Андреем обращали внимание и другие женщины. Актриса Ирина Бразговка через

много лет после расставания с ним вспоминала: «У него в комнате стоял необычный запах,

терпкий, ни на что не похожий. Я никак не могла понять, что это пахнет, пока однажды не

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

120

обнаружила на столе маленькую бутылочку без этикетки. Когда стало ясно, что он вот-вот уедет,

я эту бутылочку украла… Этот запах — единственное, что возвращает меня в те дни…»

В образовательную программу для Кореневой входило не только ознакомление с

фильмами, фотоальбомами, живописью и музыкальными произведениями. Но также и

рекомендации по здоровому питанию, тем более что у него недавно открылась язва и теперь он

вынужден был сидеть на специальной диете. Кончаловский приучил юную актрису к

сыроедению и вегетарианству.

В 1974-м они отдыхают в Коктебеле. Это был разгар увлечения здоровым образом жизни:

разгрузочные дни, йога, традиционная трусца по утрам, нетрадиционное спанье на досках.

Глядя на своего учителя, девушка постепенно втягивалась в спартанский режим. Вскоре даже

внешне стала походить на него: «внезапный оскал улыбки из-под темных очков, при кажущейся

вальяжности — сдержанность и целомудрие в манерах; подчеркнутая особость поведения в

любом из имеющихся коллективов».

Внимание как к собственному здоровью, так и к здоровью всех вокруг — было и остается

особым пунктиком Андрея, поскольку он верен установке «любить себя», иными словами,

любить ту жизнь, которая именно через него, через конкретного человека являет свою

неповторимость. Вегетарианством он в те дни, когда я пишу это, уже не злоупотребляет, но

питаться старается осознанно. Сказывается, ко всему прочему, здоровый эгоизм человека,

организованного страхом смерти, старости.

Культивируемый Кончаловским, этот «жизнеспасительный» эгоизм иногда становится

предметом иронической и даже саркастически злой оценки со стороны. Легкая ирония

чувствуется и в повествовании любившей его женщины. Иные же его и вовсе не щадили.

Известный писатель, сценарист Юрий Нагибин, соавтор Кончаловского по сценарию о

Рахманинове «Белая сирень», человек, о котором Андрей всегда отзывался с уважением, в своем

«Дневнике» довольно резко поминал знакомца, в том числе и его, как казалось писателю,

мнимое вегетарианство.

Сказалось не столько отношение Юрия Марковича к самому его соавтору по сценарию,

сколько нелюбовь к родителю Андрея. Вот и в обаянии Андрону не откажешь, записывает