неслыханная. Эрик Вайсберг (директор картины. — В.Ф.) запротестовал. Тогда Андрон посадил

его с собой в люльку крана и поднял на половину этой высоты. Эрик сразу согласился

выплатить по сотке. В другой раз забастовал мой друг каскадер Коля Сысоев, и из-за него

сорвалась съемка. Я думал, меня выгонят. Нет. Андрон простил, понимая, что такое бывает в

жизни.

…Съемки на болоте в Тверской губернии, съемки в Тюмени, работа с пожарными на

нефтяных вышках, главная трюковая сцена фильма — взрыв на нефтяной скважине. Андрон

хотел снять что-то невероятное. Гибель героя Алексея в сценарии была прописана как конец

света, проваливался герой вместе с трактором под землю, в горящий Ад. Я ничего

сверхъестественного предложить Андрону не мог. Работа с огнем была и остается самой

сложной и опасной не только для кинематографа. Мы судорожно искали выход.

Ситуацию спасли операторы. Леван Пааташвили с группой комбинаторов предложили

кадры комбинированных съемок монтировать с натурой на фоне ночной темноты. Да к тому же

вся земля была залита водой и давала живописные блики огня. В итоге снимали общий план

основного пожара в Тюмени, взорвали «фок» с тонной бензина. Киногруппа, снимавшая взрыв с

расстояния 100 метров, спалила себе брови. А сцены пожара с людьми снимали во дворе

«Мосфильма» на фоне забора, завешанного горящей паклей. Темнота, блики в лужах, горящий

забор на фоне создали на экране атмосферу ошеломляющей катастрофы. Риск нулевой. Это и

есть профессиональная работа в кино. Нет риска. Нет травмы. Но есть ошеломляющий эффект,

иллюзия. Кино, одним словом.

Андрон остался очень доволен. Он пригласил меня на премьеру, и я стоял на сцене рядом с

ним. Мы подружились и стали общаться в жизни по разным поводам. За годы работы на

«Сибириаде» я приобрел статус высокого профи и получил приглашения на многие известные

фильмы…»

Актер Сергей Шакуров (Спиридон Соломин) убежден, что в постсоветское время такую

картину уже «поднять невозможно». «Она по тем временам чудовищно тяжелая… И он

(режиссер. — В.Ф.) с этим замечательно справился и работал очень легко. Да, как ни странно.

Есть очень мучительные режиссеры, которые все вымучивают, и себя в том числе. И с языком

набок потом заканчивается каждая съемка. А Андрей работал очень легко, весело, играл в

футбол с нами в перерывах между съемками».

3

«Романс о влюбленных» — образ исторического становления самосознания «простого

советского человека». Он, а вслед за ним и «Сибириада» предугадывали события, когда

социальная активность (или, напротив, пассивность) именно этого человека должна была

определять дальнейший путь страны и его собственную на этом пути судьбу. Уже в 1980-х годах

и следующих за ними десятилетиях.

Отработанная социалистическим реализмом фабульная схема «сибирской эпопеи»

преодолевалась гораздо более сложным жанровым содержанием кинопоэмы Кончаловского.

«Сибириада» следовала тем же принципам «слоеного пирога», что и «Романс», где

героикоэпический слой занимал свое место, но вовсе не поглощал картину в целом. «Ода

Сибири» была песнью, но не славящей Государство. Она была скорее песнопением, скорбящим

по Природе. Сибирь толковалась как метафора Природы. В более узком понимании речь шла о

естественной родине героев (семей Соломиных и Устюжаниных), из которой они вырывались в

странствие, грозящее невиданными и часто для них катастрофическими превращениями.

Жанр эпоса, поэмы подразумевает развитое героическое начало. Героями

социалистических преобразований кажутся поначалу Николай Устюжанин и Филипп Соломин.

Но их «богатырство» как исполнителей государственной воли терпит крах, невозможный в

«чистом» советском эпосе. В «Сибириаде» традиционная героика строителя коммунизма

развенчивается. Она образ исчерпанной социальной формы.

В «Сибириаде», как и в «Романсе о влюбленных», гибель героического начала трагедийна.

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

141

Гибелью Алексея Устюжанина в пламени нефтяного фонтана, вырвавшегося из недр Елани,