Альфред принял из рук адвоката Эрнста первый лист послания и прочел: «О дорогой мой, благодарение Богу, благодарение Богу, я наконец смогла связаться с тобой. Я пыталась — о, как часто я пыталась, — и теперь я так счастлива! Это стало возможным лишь благодаря чете Дойль, благодарю их за помощь! Я очень, очень счастлива и занята хлопотами по благоустройству дома для тебя, мой дорогой, чтобы все было готово, когда мы воссоединимся. Потусторонняя жизнь прекрасна и радостна, правда, несколько омрачена разлукой с любимыми, но ведь это только временно!»

Написав пять страниц текста, медиум застыла в прострации. Чтобы помочь супруге, писатель оптимистично проговорил:

— Гарри, не желаете задать вашей матушке какой-нибудь вопрос?

Гудини выглядел растерянным и подавленным и лишь неопределенно пожал плечами. Тогда Дойль пришел ему на помощь.

— С вашего позволения, я спрошу сам.

Иллюзионист снова дернул плечом, что писателем было расценено как согласие.

— Можете ли вы читать мысли вашего сына?

В ту же секунду рука Джин снова застрочила с безумной скоростью. Когда сэр Артур вырвал исписанный лист и передал его Гарри, склонившийся к плечу фокусника секретарь смог разобрать под торопливо начерченным вверху страницы крестом: «Да, милый, конечно же, могу. Но, Боже мой, какая все же радость! Спасибо, друзья! Спасибо! И Бог вас благослови, сэр Артур, за то, что вы делаете для всех нас… Великое откровение, которое он несет людям, со временем оценят и поймут все на свете».

Медиум посидела над пустым блокнотным листом и, так и не написав больше ни строчки, выронила карандаш. Гудини в задумчивости взял его и вывел на чистом блокнотном листе слово «Пауэлл».

Альфред внимательно наблюдал за переменившимся лицом сэра Артура. Эллис Пауэлл, редактор лондонских «Финансовых известий», был близким другом и соратником Дойля в деле спиритуализма и скончался три дня назад!

— Боже мой! — выдохнул Дойль. — Джин, дорогая! Эллис Пауэлл через мистера Гудини посылает нам весточку!

— Да нет же, в тот момент я думал совсем о другом Пауэлле, Фредерике Юджине! — принялся протестовать фокусник. — Это мой близкий друг, он на днях прислал мне письмо!

Но сэр Артур ничего не желал слышать.

— Да нет же! Нет! — упрямился он. — Это наш Пауэлл говорит через вас, Гарри! Вы можете этого не понимать. Ваш талант медиума просыпается независимо от вас и дает о себе знать!

— Не смейте называть меня медиумом! — вспылил иллюзионист.

— Что такое, мой друг? — изумился писатель. — Вы чем-то расстроены? Я же прекрасно видел, что во время сеанса вы были поражены, впечатлены и тронуты.

— Я сохранял полную невозмутимость, — отчеканил иллюзионист. — Но все мои надежды ощутить присутствие матери никак не оправдались. Моя несчастная мать, венгерская еврейка, изъяснялась на ломаном английском, а уж писать и вовсе не умела!

— Не имеет ни малейшего значения, что ваша мать была безграмотна — она ведь всего лишь передавала сообщение, а писала-то леди Дойль! — горячо возразил сэр Артур.

— А я полагала, что суть «автоматического письма» заключается в том, что рукой медиума водит дух покойного, — проговорила Бесс.

— Да будет вам известно, дорогая, — язвительно откликнулась Джин, — что духи постоянно повышают свой образовательный уровень, и матушка вашего мужа в лучшем из миров вполне могла овладеть английской грамотой.

— И потом вряд ли она, иудейка по вероисповеданию, стала бы рисовать крест! — задумчиво продолжал Гудини. — И так уж совпало, что сегодня у нее день рождения, но она ни словом об этом не обмолвилась!

— Какая черная неблагодарность, — надула губы Джин. — Мы с вами, сэр Артур, хотели из искреннего сострадания дать сыну возможность пообщаться с матерью, как-то утешить его и примирить с утратой! И что получили в ответ?

— Этот сеанс, — в голосе Гудини послышались стальные нотки, — явился окончательным подтверждением того, что спиритуализм — сплошной обман. Разумеется, я вовсе не считаю, что вы намеренно вводили нас в заблуждение. Просто вы сами заблуждаетесь.