Шрифт:
Но закончить разговор им снова не удалось. Неожиданно громкий гул перекатился через реку и с железным лязгом лопнул где-то вверху. В ту же секунду неподалеку, из камыша, брызнуло в небо фонтаном грязи и земли. Гулкий взрыв потряс все вокруг.
Ба-бах!
Князьковский и Нюся вскочили на ноги.
Ба-бах! — ударило снова, и на этот раз метрах в двадцати за кормой высоко плеснул фонтан воды.
Ба-бах! — раздалось в третий раз, и это было уже перед носом катера метрах в десяти.
И тогда один за другим десять или пятнадцать взрывов взлетело вокруг катера. Польская батарея взяла катер в кольцевой обстрел. Капитан дал «стоп», мотор заглох, и теперь в перерывах между взрывами наступала абсолютная тишина. Но уже через минуту застрекотали пулеметы, и на зеркальной поверхности реки и впереди и позади катера легли широкие вееры заградительного огня. Катер сносило течением прямо к песчаному крутому берегу. Около полусотни белопольских жолнеров уже бежали к воде и с ходу бросались в реку с винтовками наготове.
— Сдавайтесь, сдавайтесь! — орали они. — Большевице, реньки догури! [3]
Сопротивление было бессмысленно, и актеры поспешно подняли руки вверх. Красноармейцы — «французы» переминались с ноги на ногу, не зная, что им делать. Передние жолнеры уже хватались за концы с правого борта.
Заслоняя своим телом Нюсю, Князьковский отступал к левому борту. Рука его щупала пояс, ловя кобуру. Еще мгновение, и, выхватив наган, он дорого продаст свою жизнь. Но в это мгновение несколько жолнеров сзади повисли у него на плечах, и, не устояв на деревяшке, Князьковский грохнулся на палубу. Ему уже крутили руку назад. На берегу стоял польский поручик и кричал:
3
Большевики, руки вверх!
— Взенц живцем! И до полковника! Прендко! [4]
Машина пана полковника остановилась на краю обрыва. Телефонисты сматывали провод. Победная песня уже звенела с высокого берега.
Ра-ра-ра, Антек на гармони гра, Ра-ра-ра, он пшибираць клявы зна…Перед полковником впереди всех пленных, со скрученной за спину рукой, вгрузнув деревяшкой в песок, в широком клеше и рыжем бушлате, понурый, но в вызывающей позе стоял матрос.
4
Взять живым! И к полковнику! Быстро!
— О, матросы, то, проше панув, суть найперши большевице, все как один — чекисты и комиссары!
Не было сомнения, что самым старшим среди всех пленных был именно матрос. Пан полковник бросился к Князьковскому, как тигр:
— А, скурвый сыну! Комисаж прокляты! Розтшеляць! [5]
Несколько жолнеров подхватили Князьковского и потащили в сторону. Пан полковник очутился теперь перед Богодух-Мирским. Старый трагик уже преодолел первый испуг и овладел собой. Актерская выдержка и привычка не теряться ни при каких обстоятельствах уже вернулись к нему. Скрестив руки на груди, он величественным движением отбросил седую шевелюру назад и с высоты своего гигантского роста надменно мерил взглядом толстого кривоногого вояку в конфедератке.
5
Расстрелять.
— Большевик? — неуверенно спросил полковник.
— Член Всорабиса.
С секунду сбитый с толку, пан полковник глядел на странного великана, стоявшего перед ним. Потом подскочил и схватил его за грудь.
— Кто ты есть? — закричал паи полковник. — Пся твоя мать!
Богодух-Мирский величественным жестом отстранил руку полковника.
— Прошу не тыкать. Я тридцать лет на сцене!
— Розтшеляць! — взвизгнул пан полковник, теряя всякое самообладание.
Теперь у пана полковника уже не было никакого сомнения, что перед ним большевистская разведка, странно костюмированная. И то, что он не мог разгадать цели подобного маскарада, приводило пана полковника в ярость.
Жолнеры подхватили Богодух-Мирского под руки и прикладами подтолкнули его к Князьковскому.
Нюся стояла бледная, чуть жива. Глаза ее с ужасом следили за Князьковским и Богодух-Мирским, руки теребили пуговки и петельки, она вся дрожала. Сейчас Князьковского и Богодух-Мирского расстреляют. Что же делать? Господи, что же делать?
— Розтшеляць в тей хвыли! [6] — заорал полковник.
Жолнеры толкнули Князьковского и Богодух-Мирского под обрыв.
Тогда Нюся не могла уже сдержать себя. Она бросилась к полковнику и схватила его за рукав в золотых галунах:
6
Расстрелять сию же минуту!
— Не смеете! — закричала она. — Вы не имеете права! Варвар! Вандал! Расстреливать беззащитных артистов! Искусство, культуру! Цивилизацию!
Ошеломленный пан полковник невольно попятился. Он никак не ожидал услышать женский голос. Сгоряча он сразу и не заметил, что у этого парня в синем мундире из мешковины из-под картонного кепи выбивались русые косы. Тем временем Нюся схватила полковника и за другую руку.
— Да знаете ли вы, кто это такие. Это Богодух-Мирский, знаменитый трагик! Его знает… вся Европа, весь мир!