Пленных актеров отвели в город и бросили в подвал под старой синагогой. Толстенные, дубовые, источенные шашелем, обитые железом двери закрылись с громким лязгом, и на кольцах повис ржавый полупудовый замок.

Нюсю полковник посадил в машину, и через две минуты она уже была в штабе полка. Еще за несколько минут полковник связался с дефензивой штаба дивизии. Свое заявление, что она шпионка по имени Рита Войнарская, эта странная девушка не могла подтвердить никакими доказательствами, да и телефонный ответ из дефензивы штаба был довольно неопределенный. Среди агентов дефензивы действительно еще недавно числилась актриса Рита Войнарская, но несколько дней тому назад, по сведениям дефензивы, этот агент был арестован одноногим и безруким матросом и, по слухам, немедленно расстрелян. Сообщение полковника о том, что в его руки попала личность, именующая себя Ритой Войнарской, вызвало в дефензиве недоумение. Одно из двух: или шпионке Рите Войнарской действительно посчастливилось бежать, или кто-то желает использовать имя Войнарской в своих целях. Сотрудник дефензивы, лично знавший Войнарскую, обещал прибыть утром, а до этого времени пану полковнику рекомендовалось крепко сторожить девушку, которая назвала себя Ритой Войнарской.

Пан полковник почесал затылок. На каком же положении содержать девушку, назвавшуюся Ритой Войнарской? Если она действительно Рита Войнарская, бесстрашный разведчик армии Речи Посполитой, то надо бы создать возможный в условиях фронта комфорт. Если же она только выдает себя за Риту Войнарскую и, следовательно, является разведчиком большевистским, то…

Пан полковник вышел к Нюсе, которую оставил дожидаться в приемной, пока закончат разговор по телефону.

— Прошу паненку, — заговорил как можно любезнее старый варшавский повеса и донжуан, — прошу паненку ответить на один небольшой вопрос: правда ли, будто паненка была пленена большевиками, а потом паненке удалось бежать?

— Да, это так, прошу пана полковника, я уже сказала пану полковнику.

— О, бардзо пшепрашам, но для чего ж паненка снова возвратилась в театр? Ведь паненку могли снова арестовать?

— Но это же другой театр, прошу пана полковника, и меня в нем никто не знает! Однако, — Нюся освоилась уже со своей новой ролью и ловко стрельнула глазками, — определенный риск, конечно, был. Но, прошу пана полковника, разве можно быть излишне осторожной, когда идет война, когда счастье Речи Посполитой…

— О да, прошу паненку, я понимаю, я разумею! Но, прошу паненку, кто же помог паненке бежать из-под ареста?

— О пан полковник, мне помог бежать этот матрос, прошу пана полковника!

— Прошу паненку, вот тот на деревяшке и с одной рукой?

— Да, прошу пана полковника.

— О! А кто же, прошу паненку, арестовал было паненку?

— О, не знаю, пан полковник, какой-то комиссар. Такой страшный, прошу пана полковника, с длинным чубом и с длиннющей саблей.

— Го-го-го! С длинным чубом и с длиннющей саблей, прошу паненку! — Пан полковник чуть не лопнул от хохота. Он торжествовал от своей проницательности. — С длинным чубом и длиннющею шаблюкою! Го-го-го!

Нюся тоже засмеялась. Роль была трудная, но ее необходимо было сыграть. Она кокетливо запрокидывала головку и манерно передергивала плечиками.

— В подвал! — вдруг заорал пан полковник и затопал ногами. — В подвал, курва, пся твоя мать!

Не успела Нюся опомниться, как двое жолнеров скрутили ей руки назад и поволокли из приемной полковницкой квартиры. А чтобы она не упиралась, ее подгоняли прикладами и пинками. Так проволокли ее через всю площадь к старой синагоге.

В синагогальном подвале было неуютно. Два подслеповатых оконца-амбразурки под самыми сводами еле освещали мокрые и грязные небеленые стены. По углам сочилась вода. На полу стояли лужи. Бегали сороконожки, шмыгали крысы. Не один раз в этом мрачном склепе находили убежище городские евреи во время царских погромов, гайдамацких гульбищ, шляхетских издевательств.

Актеры расположились на полу, даже не притрушенном соломой. Ни есть, ни пить им не дали.

Но жажда и голод это было ничто по сравнению с моральными муками, переполнявшими сейчас сердца узников. Нюся — чудесная, очаровательная девушка, любимица всей дивизии — предала, продалась и продала! Нашептывала что-то пану полковнику, кокетничала с ним, потом села вместе с ним в машину и, наверное, где-нибудь пирует теперь, глумясь над их страданиями! Непонятно было только одно, для чего ей надо было оттягивать расстрел Князьковского и Богодуха? Какой адский план возник в этой предательской девичьей голове?

Князьковский угрюмо шевелил бровями и молчал. Богодух-Мирский трагично вздыхал:

— О люди, люди… лживое, коварное отродье крокодилов! Вода — ваши слезы, сердце — железо! На устах поцелуй — кинжал в сердце!

— Правдивые слова, — вздохнув, отозвался Князьковский. — Откуда это?

— «Разбойники» Шиллера, действие первое, сцена…

— Хороший, видно, писатель. Надо бы нам эту пьеску поставить…

И как раз в это время загремел огромный замок.

Дверь заскрипела, луч дневного света, как лезвием, рассек тьму подвала. Две темные жолнерские фигуры появились в ясном квадрате двери — они волокли третью, маленькую и согбенную. Они втолкнули ее, и щупленькая девичья фигурка скатилась вниз по ступенькам, увечась об острые камни. Дверь снова заскрипела, загремел пудовый замок, и пьяные жолнерские голоса загорланили веселую полечку:

Не будем подробно рассказывать, как происходили сцена встречи и первые разговоры между узниками и несчастной Нюсей. К ней сразу же бросились, чтобы помочь ей подняться и перевязать раны, но тут же отпрянули. Мелькнуло страшное подозрение — девушку кинули в подвал умышленно: она, мол, своя и сможет выпытать кое-что у товарищей. И горячий юноша, помреж, не выдержал и бросил это страшное обвинение несчастной Нюсе прямо в лицо. Ужас, нечеловеческий ужас и отчаяние охватили тогда несчастную девушку: товарищи и вправду поверили, что она шпионка! Может ли что-нибудь быть горше подобного подозрения? Нюсю еле удержали, когда она попыталась разбить себе голову об острые камни стены.