И опять смеялись дружинники над смутившимся парнем.

Данила сказал Константину Всеволодовичу:

— Уж если, княже, беспременно желаешь наградить его конем, то сделай и второе: возьми его в дружину. А уж я за ним присмотрю…

Одно удовольствие вспоминать Топорку тот свой первый счастливый день…

Солнце уже падало за лес, навевал прохладный ветерок, добавляя к шорохам лесных обитателей говор верхних ветвей деревьев.

Все было так спокойно, жизнь была так радостна, что не верилось в предстоящую битву, в то, что, может, уже скачет татарская конница и вскоре окрестности огласятся звоном мечей, стоном умирающих, плачем женщин, останутся на месте селений горклые пепелища.

Занесут кривую татарскую саблю и над головой То-порка. Молодой воин сжал рукоять меча, мускулы лица отвердели, и взгляд стал суров. Нет, не будет ордынцам легкой победы, Топорок сумеет постоять за себя, за отчий кров.

Нелегко давалась ему воинская выучка: не один шрам от тупого меча остался на плечах — Данила, обучавший его, был безжалостен; не одну горькую минуту пережил он из-за злых окриков строгого наставника. Но потом все чаще Данила, сам воин отменный, стал одобрять его: сравнялся Топорок выучкой и ловкостью со многими дружинниками.

Данилу Белозерца Топорок почитал за отца.

Тогда первый раз в жизни Семка-пастушок сел на коня в боевое седло и принял сраму. И от кого бы? От своего коня.

Это сейчас Разгар не шевельнется, приучен, косит умным глазом на хозяина. В луга бы ему теперь, на сочную траву, но раз хозяин здесь стоит замерев — и Разгар стоит; только уж когда злой паут доймет, хлестнет хвостом по мучителю и снова недвижим.

Топорок с конем на равных, он с ним беседует, делится сокровенным и не сомневается, что конь прекрасно его понимает, чаще одобряет, в чем-то не соглашается; зря говорят, животина только и есть что откликнется на ласку, как бы не так: конь может и рассердиться на хозяина и под настроение поозорничать над ним.

…Впервые неумелыми руками накладывал Семка-пастушок седло на упругую конскую спину. Когда затягивал подпруги, не заметил, как Разгар глубоко вдохнул в себя воздух, расширились его бока.

Семка вместе со всеми поехал к реке напоить коня. Зайдя в воду, Разгар, перед тем как пить, с шумом выдохнул, подпруги разом ослабли, седло мгновенно съехало под брюхо, а Семка оказался в реке. Не глубоко было, но и то наглотался воды, пока высвобождался из стремян. Ох, и потешались над ним дружинники! Но что больше всего поразило Семку; Разгар мотал головой, и в его глазах тоже был смех.

— Топором ушел на дно наш Семка, — гоготали дружинники.

— Что ржете? — прикрикнул на них Данила Белозерец. — Будто сами сразу стали, во всем умелыми.

Дружинники притихли, вспоминая; почитай, за каждым были оплошности в долгом и нелегком воинском учении. Не смеялись больше над Семкой, но прозвище — Топорок — прилипло.

А Данила, улучив время, когда остались наедине, допросил с пристрастием;

— Неужто плавать не можешь?

— Где мне было научиться плавать. Нешто в Высокове есть что, окромя пруда с лягушками.

— Какой же из тебя воин! На первой переправе утопнешь с конем вместе.

Семка стоял красный от стыда; ничего не возразишь, прав Данила.

— Учись! Через неделю чтоб переплывал Которосль, через две — Волгу. Проверю сам. Не освоишь — опять пойдешь к коровам в стадо.

И эту науку освоил Топорок: плавал он теперь без устали, мог долго сидеть под водой, высунув камышинку для дыхания.

Разгар вдруг тихо заржал: он первый услышал приближающийся топот коней и предупредил хозяина.

Топорок приник ухом к дороге — земля слабо отдавала толчками; шум шел со стороны города, не от соседней сторожи.

Воин отвязал коня и вспрыгнул в седло. Шагов пятьсот в обе стороны дорога просматривалась четко, дальше, сужаясь, пропадала, скрытая деревьями. Топорок настороженно всматривался, хотя и знал, что со сторону города, кроме своих, ждать было некого. И только когда десятка три всадников вырвались на чистое место, он отступил на обочину. Впереди скакали Данила Белозерец и Константин Всеволодович; алый княжеский плащ пламенел в закатном солнце.

Данила ни о чем его не спрашивал; и так понятно дозорный спокоен, ничего не произошло. Сдерживая коня, он обернулся и приказал;

— Дрок и Осой, останьтесь. Ты, Топорок, с нами.

Два дружинника спешились, им теперь быть в стороже. Отряд не мешкая поскакал дальше.

Миновали еще сторожу. И там Данила оставил двух дружинников. А дальше, за Заячьим холмом, ближе к Яму, наткнулись на завал. Громадные ели на высоте сажени были искусно подрублены и упали вершинами на дорогу в сторону Суздаля. Завал шел и по бокам дороги, но как далеко — не просматривалось из-за плотных зарослей.