Шрифт:
Воздух застревает где-то в горле, его слова посылают тепло в самое мое естество, искреннее счастье пробивается сквозь расплывчатое сознание. Но я хмурюсь. Такое чувство, как будто он один посвящен в какой-то тайный заговор.
– Я прекрасно выполняю свои обещания, – он отстраняется и внимательно изучает мое лицо. – Ты огорчила меня прошлой ночью.
Его легкое обвинение пробуждает смазанные воспоминания обо мне… и другом мужчине… и большом количестве алкоголя.
– Это была твоя вина, – заявляю тихо.
Он удивленно вздергивает бровь:
– Не припомню, чтобы просил тебя позволить другому мужчине попробовать тебя на вкус.
– Я не позволяла и я не помню, чтобы давала тебе согласие везти меня сюда.
– Я и не жду, что ты многое вспомнишь,– он наклоняется и цепляет зубами мой нос. – Тебя стошнило на меня и мой новый клуб; ты падала, больше чем раз; и мне пришлось дважды останавливать машину, поскольку тебе было плохо. И еще тебя успешно стошнило в моем мерседесе, – он целует меня в нос, пока я съеживаюсь, чувствуя унижение. – И потом ты украсила пол в вестибюле моего многоквартирного дома и пол моей кухни.
– Мне жаль, – шепчу я. У него, должно быть, случилась паника с его манией чистоты.
– Прощена, – он садится и поднимает меня к себе на колени. – Моя милая сладкая девочка превратилась в дьявола прошлой ночью.
Вспыхивает еще одно воспоминание. Моя Ливи.
– Твоя вина, – повторяю, потому что мне больше нечего сказать, разве что признать свою вину, что является правдой, частично.
– Продолжай повторять, – он встает и опускает меня на мои неустойчивые ноги. – Хочешь хорошие новости или плохие?
Пытаюсь сосредоточиться на нем, но мое недовольное, затуманенное, похмельное зрение не позволяет мне впитать его черты полностью.
– Я не знаю.
– Скажу тебе плохие новости, – он приглаживает мои волосы и осторожно раскидывает их по спине. – У тебя было всего одно платье и тебя вырвало на него, так что у тебя нет одежды.
Смотрю вниз и понимаю, что я полностью обнажена, нет даже трусиков: сомневаюсь, что они тоже пострадали вслед за платьем...
– Они симпатичные, но предпочитаю видеть тебя обнаженной.
Я поднимаю глаза и вижу понимающий взгляд.
– Ты ведь постирал мою одежду, правда?
– Твои симпатичные новые трусики, да. Они в ящике. Твое платье, с другой стороны, было слишком грязным и ему нужно отмокнуть.
– Что за хорошие новости? – спрашиваю, слегка смутившись, что он в курсе моих бельевых обновок и его упоминаний об остаточном эпизоде с моим неустойчивым желудком.
– Хорошая новость заключается в том, что тебе одежда не понадобится, потому что сегодня мы – брокколи.
– Мы – брокколи?
– Да, как овощи.
Улыбаюсь своему изумлению.
– Мы собираемся бездельничать, как брокколи?
– Нет, ты все неправильно поняла, – кротко качает головой. – Мы валяемся, как брокколи.
– Так мы овощи?
– Да, – вздыхает он, выходя из себя. – Мы собираемся ничего не делать целый день, поэтому и будем брокколи.
– Я бы лучше была морковкой.
– Ты не можешь валяться, как морковка.
– Или брюква. Как насчет брюквы?
– Ливи, – предупреждает он.
– Нет, забудь. Я точно буду как кабачок.
Он качает, закатив глаза, головой.
– Мы весь день будем разгильдяйничать.
– Хочу быть овощем, – улыбаюсь, только он не реагирует. – Ладно, я буду валяться, как брокколи, с тобой, – уступаю я. – Я буду всем, чем ты только захочешь.
– Как насчет менее раздражающей? – серьезно спрашивает он.
У меня дикое похмелье, и я немного обескуражена тем, как оказалась здесь, но он улыбался мне, говорил очень важные слова и он планирует провести со мной весь день. Мне уже не важно, смеется ли он или улыбается мне, или не понимает меня, когда я пытаюсь быть игривой. Он слишком серьезный, и нет даже намека на чувство юмора, только, несмотря на его четкие манеры, я по-прежнему нахожу его обаятельным. Не могу держаться от него подальше. Он манит и вызывает привычку, а когда он смотрит на свои часы, я вспоминаю кое-что еще…
Я думаю, ты понимаешь, что я хочу больше четырех часов.
Воспоминание меня пугает. Сколько еще? И пойдет ли он на попятную…снова? Еще одна картинка появляется в спутанном сознании – картинка пухлых, вишневого цвета губ и шокированного лица. Она красивая, ухоженная, стильная. В ней есть все, что, как мне кажется, ищут мужчины вроде Миллера.
– Ты в порядке? – взволнованный голос Миллера вырывает меня из мыслей.
Киваю:
– Прости, что меня стошнило, везде, – говорю искренне, думая, что женщина, вроде делового партнера Миллера, никогда бы не сделала что–то столь низкое.