– Я уже простил тебя, – он кладет руку на мою шею и ведет в ванную. – Я пытался почистить тебе зубы прошлой ночью, но ты отказывалась стоять спокойно.

Я съеживаюсь, радуясь тому, что не помню половину вечера. Помню ли я отдельные моменты или нет, лучше не становится – Грегори и Бен, для начала.

– Мне нужно позвонить Грегори.

– Нет, не нужно, – Миллер протягивает мне зубную щетку. – Он знает, где ты и что с тобой все хорошо.

– Он взял с тебя слово? – спрашиваю, удивленная, их перепалка всплывает в сознании.

– Не собираюсь объясняться перед парнем, который допустил твое безрассудное поведение, – он выдавливает на щетку немного зубной пасты, после чего убирает ее обратно в шкафчик, скрытый огромным зеркалом, висящим над раковиной. – Но я объяснился перед твоей бабушкой.

– Ты ей звонил? – спрашиваю настороженно, задаваясь вопросом, что он имеет в виду под «объяснился». Объяснил, что он непостоянный, что играет с моим сердцем и здравым смыслом?

– Звонил, – берет мою руку и подносит ее к моему рту, заставляя начать чистить зубы. – Мы мило поболтали.

Беру в рот щетку и совершаю ею круговые движения только, чтобы не спрашивать его, как прошел их разговор. Мое лицо, должно быть, выражает полное смятение, даже с учетом того, что я не хочу знать, о чем они разговаривали.

– Она спросила, женат ли я, – шепчет он, от чего я распахиваю глаза. – И как только мы выяснили этот вопрос, она рассказала мне кое-что.

Движения щетки во рту замедляются. Что, черт подери, она ему сказала?

– Что она тебе рассказала? – вопрос, на который я действительно не хочу знать ответа, просто выскальзывает сквозь пасту и щетку.

– Она упомянула твою маму, и я сказал, что ты уже поделилась этим со мной, – он смотрит на меня задумчиво, и я напрягаюсь, чувствуя незащищенность. – А потом она упомянула, что ты пропадала на какое-то время.

Сердце начинает бешено колотиться, нервный узел сжимается в груди. Я в ярости. У Нан нет права делиться с кем-то моей историей, по крайней мере, не с мужчиной, которого она видела пару раз в жизни. Это мое прошлое, чтобы рассказывать его, если я захочу рассказать. А я не хочу. Этой частью я никогда не захочу делиться. Я сплевываю пасту и споласкиваю рот, сгорая от желания сбежать от его настойчивого взгляда.

– Куда ты идешь? – спрашивает он, когда я выхожу из ванной. – Ливи, подожди минутку.

– Где моя одежда? – не утруждаю себя ожиданием его ответа, вместо этого подхожу к комоду, опускаюсь на колени и открываю нижний ящик, потом нахожу свою сумку, трусики и туфли.

Он тянется ко мне, с силой толкает ящик ногой и поднимает меня. Я держу голову опущенной, волосы разметались по шее и лицу, давая мне идеальное укрытие, до тех пока он не убирает их и не приподнимает мой подбородок, одаривая непонимающим взглядом.

– Почему ты прячешься от меня?

Я ничего не говорю, у меня просто нет ответа. Миллер смотрит на меня тем жалостливым взглядом, который я ненавижу. Упоминание о моей матери и моем исчезновении оживило каждую секунду прошлой ночи, каждую деталь, каждый напиток, каждое действие…все.

Когда он осознает, что ничего не добьется, поднимает меня на руки и несет обратно на свою кровать, осторожно положив меня туда, спускает с бедер свои шорты.

– Я никогда не заставлю тебя делать то, что тебе не по нраву, – он наклоняется и целует меня чуть ниже талии, ощущение неспешных движений его губ на моей чувствительной коже тут же отбрасывает все мои беды. – Пожалуйста, пойми. Я никуда не уйду, так же, как и ты, – он пытается меня подбодрить, но я уже достаточно рассказала.

Закрываю глаза и позволяю ему унести себя в то удивительное место, где не существует боли, самоистязаний и прошлого. Миллер – это целый мир.

Чувствую, как его губы поднимаются вверх по моему телу, оставляя после себя раскаленную дорожку.

– Пожалуйста, отпусти меня в душ, – прошу я, не желая останавливать это, только мне не нравится мысль о том, что он будет боготворить мое послехмельное тело.

– Я водил тебя в душ прошлой ночью, Ливи, – он доходит до моего рта, уделив немного внимания губам, после чего он отстраняется и смотрит на меня. – Я намыл тебя и вернул твоему личику красоту, которую люблю, и я наслаждался каждым моментом.

Дыхание обрывается на слове «люблю». Он сказал слово «люблю», и я так огорчена тем, что пропустила все эти вещи. Он заботился обо мне, даже после моего отвратительного поведения прошлой ночью.

Взяв мои волосы, он поднимает их, и я замечаю отсутствие прямых, блестящих локонов, мои привычно буйные кудри вернулись на свое место. Он подносит их к своему носу и глубоко вдыхает. Потом он берет мою руку и демонстрирует мне чистые ногти, никакого красного лака не видно.

– Чистая неиспорченная красота.