Шрифт:
Но Арвида уже не нужно было упрашивать. Он оценил предложение Владимира. Перспектива иметь чистую одежду показалась ему стоящей. Он помчался вдоль состава к вокзалу, специально громыхая огромным котелком возле пассажиров, которые шарахались в сторону и посылали проклятия вослед долговязому и конопатому нарушителю спокойствия.
Как ни странно, людей в вагоне почти не прибавилось. Состав был длиннющий, теплушки разделялись платформами и грязными цистернами. Видимо, пассажиры находили себе место в вагонах, стоявших ближе к вокзалу, и не пытались искушать судьбу беготней в голову поезда.
Пришла еще лишь одна пассажирка, молодая женщина, аккуратно причесанная и скромно одетая. Губы у нее были подкрашены чуть-чуть, самую малость.
Владимир заинтересованно посмотрел на женщину, она ответила незащищенным взглядом и немножко покраснела, что не укрылось от Генкиного внимания.
— Я вам помогу, позвольте, — предложил Астахов, но женщина торопливо протянула чемоданчик Генке:
— Помоги, пожалуйста, мальчик!
Она очень понравилась Генке, хотя обидно, когда тебя, вполне взрослого человека, называют мальчиком. Но обида была не очень глубокой. Генка принял чемодан, потом спрыгнул вниз и помог пассажирке подняться в вагон, с волнением чувствуя литую упругость ее тела.
— Спасибо! — женщина благодарно улыбнулась.
— Давай, милая, в наш бабий закуток, — пожала старушонка в серой шали. — Будем вместе держаться, а то мужики заедят.
— Ух, бабуся! — просипел Николай. — Ты сама еще зубатая. Об тебя любой зубы поломает.
— Не слушай его, милая, — старуха отмахнулась от Николая. — Вишь, он весь иголками расписанный. Всю свою кожу попротыкал, испоганил. И черти рогатые, и… Тьфу! Нехристь, да и только. И матерщинник небось. Недаром господь его голосу лишил.
— Мели, бабка, мели, — беззлобно просипел Николай, но все же критика подействовала, и он стал натягивать сероватую рубашку, фабричную окраску которой невозможно было установить из-за ветхости и многочисленных стирок.
— Как тебя зовут, милая? — старуха, видимо, решила разузнать все о новой пассажирке.
— Марина, — красивым глубоким голосом ответила женщина, еще не зная, что занимает место рядом с Владимиром.
— Мария, значит, по-русски, — уверенно поправила старушка и подвязала покрепче шаль. — А ты, Мария, на мужиков сердитей покрикивай, а то у них один срам на уме.
— Но почему же? — спросила Марина, бросив украдкой взгляд на Владимира, а тот уже не смотрел на нее, задумчиво покуривая.
— Все они греховодники, — старушка продолжала развивать свою нехитрую житейскую мысль. — Вот тот, что у вагона стоит, шальной, сразу видать. Зыркает своими глазищами. У самого нет мира в душе, так еще и других смущает. Антихрист, да и только!
— Зачем вы так, бабушка? — с укоризной произнесла Марина. Она села на чемодан и с видимым удовольствием вытянула красивые полные ноги.
Старуха подняла вверх острый подбородок, непримиримо взглянула на Владимира, который и не подозревал, что речь идет о нем, и отрезала:
— Шальной он, по всему видать, хоть и грамотный.
Генку раздражало, что старуха говорит тоном, не допускающим возражений. Видно, уверена, что всегда права и не может ни в чем ошибиться.
— На работу едешь, Мария, иль родню проведать? — требовательным голосом продолжала она расспрашивать молодую женщину.
— Буду работать в школе, в младших классах.
— Ребят чужих, значит, учишь? А свои-то есть у тебя?
— Нет, — быстро ответила Марина и покраснела, потом с озабоченным видом открыла чемодан и снова закрыла его.
Но отделаться от настырной старухи ей не удалось.
— Это плохо, что своих нет. А муж-то есть?
— На фронте пропал без вести. Только в прошлом году через военкомат узнала, что погиб мой Вася в Орловской области, возле города Малоархангельска…
Женщина, баюкавшая близнецов, горестно вздохнула и с понимающей бабьей жалостью взглянула па Марину. Лицо старухи немного смягчилось:
— Бывала я в тех краях. Ох, сколько же там народу полегло! Страсти господни! Место там ровное — ни леска тебе, ни кустика. Вот и полегли солдатики во поле во чистом… А ты, Мария, так всю войну и ждала своего?
— И после войны ждала… В прошлом году съездила в Малоархангельск, зашла в школу, и директор пригласил меня работать, учителей там не хватает.
— Поближе к мужу хочешь? И правильно, а то ему одиноко без своих в земле лежать. Никто не придет, не проведает, не поплачет…
Вот чертова старушонка! У Марины задрожали губы, она опять открыла чемодан, порылась в нем и снова закрыла. А лесоруб, который слышал этот разговор, сказал необычным для него тихим, голосом, обращаясь к старичку: