Дорога от паба по главной улице к церкви не заняла много времени. Мы оказались среди моря шляп и приглушенных разговоров. Невеста появилась, как полагается, с опозданием и была настолько упакована в блестящую мишуру, как не решилась бы ни одна уважающая себя фея. Когда исполняли первый гимн, в глазах у Эди стояли слезы.

– В детстве у бедняги была тяжелая жизнь, – шепнула она мне.

Джез поцеловал воздушное чудо, на котором только что женился, раздались поздравления, а еще через пять минут на церковном дворе мы забрасывали молодоженов рисом. Я присутствовал всего лишь на третьей свадьбе, но твердо знал: это не тот ритуал, каким свяжу себя узами брака. Мои мысли неизбежно обратились к Кларе. Мы иногда обсуждали, как поженимся. Клара представляла какое-нибудь экзотическое место вроде морского побережья или вершины горы, где в качестве свидетелей соберутся только самые близкие друзья. Я не возражал, хотя отдал бы голос и в пользу большого сборища в отделе записей актов гражданского состояния в Челси с последующим продолжением церемонии в соседнем ресторане. Но все это теперь больше не важно.

Особенность свадебных церемоний – они пробуждают воспоминания, и не всегда приятные. И еще – разжигают страсти. Оглянувшись, я заметил несколько молодых людей, неловко стоящих возле своих девушек и делавших вид, будто не замечают их взглядов: «А когда же мы?» Алекс украдкой курил и не сводил глаз с Эди, которая увлеклась разговором с ковыляющей на костылях сморщенной старой курицей. И у меня возникло неприятное ощущение, что мне придется за ним присматривать.

Эди попросила подвезти нас к величественному зданию, оказавшемуся сельской гостиницей, где планировалось продолжение праздника. Громада георгианской эпохи вольно раскинулась среди великолепного парка. Я не рассчитывал, что Эди будет нянчиться со мной, и это явно не входило в ее планы. Она сразу затерялась в толпе на задней террасе, выискивая старых знакомых. Можно многое сказать в пользу сборищ, где сам никого не знаешь: нет нужды никого избегать, а если прерываешь нудный разговор, на тебя не обижаются. Я пошел вперед и вскоре оказался в конце лужайки, где высокая девушка в соломенной шляпе с широкими полями курила косяк за статуей нападающего на лошадь льва.

– Полиция, – сказал я.

– Покажите значок.

– Я работаю под прикрытием. А это мне нужно в качестве улики.

Она протянула мне сигарету, и я затянулся.

– Все, попались. Вам крышка.

– Еще пару затяжек, и вам будет тоже.

Девушка не шутила. В косяке содержалась лошадиная доза. Когда через двадцать минут нелепый коротышка, одетый как городской глашатай, пригласил всех под тент, я все еще не знал ее имени. Не спрашивал – это бы испортило момент.

Входя в церковь, я выключил телефон. И теперь, сверяясь с планом рассадки, снова привел в действие. Поступила голосовая почта от матери, и я сообразил, что она плачет. А в том, что у нее заплетался язык, было, видимо, виновато выпитое спиртное. «Дэнни, малыш, это я. Позвони, когда сможешь. Это очень важно». Я попытался вспомнить, когда она в последний раз называла меня «малышом», и представил мальчишку с прической на прямой пробор, в серых вельветовых шортах. Сердце сжала ледяная рука. Мне знакомы подобные звонки. Если бы что-нибудь случилось с Найджелом – надо смотреть правде в глаза: при том, какой он ведет образ жизни, инфаркт и инсульт вполне возможны, – она бы так и сказала. Нет, дело касается нас с ней – чего-то такого, чем она хочет поделиться.

– Черт… – пробормотал я.

– Проверьте-ка, с кем я сижу, – пошутил устроившийся рядом со мной старикан.

Еда и вино в отличие от речей оказались на высоте. Отчим невесты повторял, во сколько обошлась ему пирушка, Джез оторвался от записей и с излишними подробностями живописал, на что способна его молодая жена в постели. Затем вышли шафер и подружка невесты и на пару, изображая губами барабан, прочитали по бумажке несколько плоских шуток.

Эди бросала на меня виноватые взгляды, а я удивлялся: зачем она меня пригласила? Эди же прекрасно знала, что я не понравлюсь ее лучшей подруге Триш, которая, взглянув на меня, подумала то же, что я о ней: совершенно не мой тип.

Клара имела обыкновение танцевать, словно в трансе, будто в нее сквозь ступни проникали силы матери-природы и гальванизировали конечности. К несчастью, я перенял кое-что из ее манер: голова запрокинута, глаза закрыты, руки подняты, сам вихлял, как водоросль в водовороте. Понимал, что зрелище не из приятных, но погрузился в агонизирующие такты клубного ремикса «Героев» Дэвида Боуи.

– С вами все в порядке? – крикнула мне в ухо Эди.

Я открыл глаза и заметил, что она слегка встревожена.

– У меня в запасе есть другие па, но я, пожалуй, воздержусь.

– И поступите мудро, – уколола она.

– Кто-то сказал: «Танцевать, словно никто не видит».

– Но сейчас видят.

Эди была права. Пара подростков даже передразнивала меня.

– Имитация – высшая форма лести! – воскликнул я.

– Чьи это слова?

– Какая разница?

Тут я понял, что напился и мне требуется выпить еще. Взял в баре водку с тоником и вышел на улицу. В Испании почти наступила полночь – ничего страшного: мать – сова и наверняка еще не легла, ждет, чтобы я позвонил ей. Я набрал номер, но тут же дал отбой. Я пока еще достаточно трезв для общения с ней, однако говорить сейчас не хотелось. Возникло острое желание провести еще одну ночь самим собой – Дэниелом Уинном, сыном Майкла Уинна и Анны Уинн (урожденной Ларсен), родным, а не всего лишь единоутробным братом Эммы. Небо сверкало звездами, но меня охватило уныние, и, чтобы взбодриться, я вернулся под тент. Утешение явилось в виде разговорчивой женщины в нарядном платье, которая плюхнулась за столик, где устроился я. Она вспотела от недавних упражнений на танцплощадке.

– Вы должны находиться там! – заявила она, наливая себе бокал белого вина.

– Простите?

– Отстаивать свои права. – Женщина кивнула в сторону танцующих, где Эди кружилась с тремя парнями, один из которых был Алексом.

– Мы с ней просто коллеги по работе.

– Как скучно.

Я не могу похвастаться, что знаю деревню, но вырос в Норидже, окруженном такой же первозданностью, и не боюсь предположить, что деревенские сильно отличаются от городских. И дело не в том, чтобы держать под кроватью по ружью или по два. Проблема в том, как они проводят время. Чтобы заработать на кусок хлеба, деревенские копают дренажные канавы, ремонтируют соломенные крыши, поправляют каменные ограды, стерилизуют скот, обслуживают сельскохозяйственные механизмы или продают удобрения. Барбара – так звали женщину в нарядном платье – содержала конюшни для владельцев лошадей и попутно подрабатывала, занимаясь разведением пони. Эти занятия заполняли часы ее бодрствования и помогали наполнить бензином бак ее грязного «Лендровера». Барбара являлась близкой подругой матери невесты, и она же, по ее выражению, «много лун назад» учила Эди ездить верхом.

– Только не говорите, что она и на это способна.

– Конечно. Эди все легко давалось. Кроме…

– Договаривайте.

– Не мое дело распространяться об этом.

Я опустил руку в карман пиджака.

– Я за вас заплачу.

Женщина улыбнулась.

– Уберите свои деньги. Угощаю я. – Она глотнула вина и продолжила: – Одно слово – любовь.

– Любовь? – удивился я.

– Она вечно искала любовь не там, где надо.

– А где надо?

– Там, где нас нет. – Я оценил глубину ее мудрости. – Вижу, произвела на вас впечатление? Расслабьтесь. Это вычитано в «Космополитене», там полно всякой чуши типа: «Вы красная, зеленая или синяя женщина?»