— Поезжай, догоню! — крикнул он Юре. Но тут снова, теперь еще громче, повторилось зловещее «Хальт!». Затрещали автоматы...

Буланый, словно ужаленный, подскочил на месте, как-то странно поджал свой круп и ошалело рванулся с места, так что Гребенюк едва успел бухнуться в сани. За Буланым вскачь понеслась и Сонька, забрасывая Юру летящим из-под ее копыт снегом. Юра вцепился обеими руками в передок саней, боясь вывалиться. Буланый несся, не замедляя бега. Юре вдруг показалось, что им никто не управляет, и он во весь голос крикнул: «Дедушка!.. Дедушка!..» Но никто ему не ответил. Буланый неожиданно замедлил ход, перешел на рысь, а вскоре и совсем поплелся шагом. Юра сбросил тулуп, подбежал к Буланому и схватил ослабшие вожжи. Конь остановился, он тяжело дышал, вздрагивал и то и дело поджимал левую ногу: по ней с крупа струилась кровь. Юра бросился к Гребенюку. Он лежал, прижавшись лицом к поклаже.

— Дедушка, Буланый ранен! — крикнул Юра, но Гребенюк не ответил. Тогда мальчик начал трясти его. Старик приподнял голову. На Юру с мольбой посмотрели его глаза.

— Дай водички, сынок...

— Что с вами, дедушка?

— Воды... — простонал Гребенюк.

— Где же взять воды? — спросил Юра, и губы его задрожали. Он видел: со стариком творится неладное, но не мог понять, что именно Юра смотрел на Гребенюка так же умоляюще, как и тот на него.

— Где же, дедушка, я возьму воды-то?.. — повторил Юра, нагнулся, захватил горсть снега и поднес ко рту старика.

Гребенюк стал жадно сосать белый комок, не отрывая глаз от Юры, словно собирался что-то сказать ему.

— Помоги мне, сынок... — Гребенюк попытался подняться. Юра взял его под мышки. Но старик схватился за бок и со стоном рухнул снова в сани.

Юра перепугался.

— Дедушка, миленький, встаньте... — стал причитать он, засунул под его полушубок руку и, почувствовав кровь, застыл от ужаса. Крупные слезы покатились по разгоряченным щекам. — Что же мне делать-то, родненькие вы мои!.. — сам того не замечая, он повторял слова, которые всегда в растерянности говорила его бабушка.

Он понимал, что надо чем-то прикрыть рану. Но чем?.. Носовой платок был такой грязный, что Юра с досадой отшвырнул его в сторону. Он подумал о рубашке, выдернул ее из брюк и что есть силы рванул за край. Но рубашка не поддалась. Тогда Юра чикнул ножом у самого ворота, рванул снова, рубаха затрещала, и в его руках оказался весь ее перед. Свернув этот кусок, Юра закрыл им рану старика и, чтобы тряпка не сползала, запихал под полушубок много сена, потом закутал старика в тулуп и накрыл его брезентом. Но Гребенюк стащил с головы брезент и заговорил слабым, прерывистым голосом:

— Ударят, проклятые, в бок нашим, и тогда все... Поезжай назад и расскажи командиру... А меня оставь здесь...

— Что вы, дедушка?! Я ни за что вас не оставлю... Замерзнете здесь или волки нападут...

— Не бойся... Не замерзну... Разведи костерчик... меня рядом положи... и поезжай... — останавливаясь после каждого слова, говорил Гребенюк и все глядел на Юру немигающими глазами.

Юра отошел в сторону и остановился. Горькие слезы хлынули из глаз.

— Милые вы мои, родные! Что же мне делать-то? — причитал он, глядя на окружавшие его со всех сторон заснеженные деревья. — Помогите, родненькие вы мои!

Но бор был безмолвен, лишь шумели верхушки деревьев, качаясь в вихре метели. Чего только сейчас не виделось Юре в лесу: и леший с большущей бородой, цепляющийся за стволы сосен, и волки, воющие в чаще, и белые фигуры занесенных снегом мертвецов...

Здравый смысл подсказывал Юре, что нужно идти к людям, в деревню, иначе их занесет здесь снегом... Но в деревне были фрицы, они ранили дедушку, они убьют его... И Юра решил остаться до рассвета здесь, в этом глухом лесу.

Он вытер кулаком слезы, сжал зубы, чтобы снова не разрыдаться, и зашагал к саням. Сейчас он возьмет топор и нарубит дров для костра...

Алексашин со Свирягиным сидели в снежном шалаше, ожидая возвращения разведки. Воспользовавшись вьюгой, которая мешала врагам рассмотреть, что происходит в наших частях, Свирягин собирал полк в кулак, подтягивал в лес, чтобы там в затишье дать бойцам отдохнуть, а на рассвете внезапно атаковать опорный пункт гитлеровцев — поселок Середа.

Занятый подготовкой предстоящего боя, Свирягин не чувствовал холода, но Алексашин продрог основательно, особенно мерзли ноги, так как из-под полотнища плащ-палатки, заменявшей собою дверь, сильно дуло. Время уже было за полночь, когда начальник последней вернувшейся разведывательной группы доложил, что ни подвод, на которых уехали Гребенюк с Юрой, ни их следов он не нашел.

— Дело дрянь! — протянул Свирягин, выслушав разведчика. — Людей вы сейчас же положите спать и сами ступайте, а в пять ноль-ноль явитесь ко мне. — Когда шаги удаляющегося разведчика заглохли, Свирягин со вздохом произнес: — Вот видите, какие дела, товарищ полковник... Чепе получается!.. Из-за Рыжика и этого старика приходится переносить время наступления... Я-то, откровенно говоря, думал часок-другой поспать... Да не выйдет!.. — Он выругался и по телефону доложил начальству об исчезновении двух подвод с повозочными Гребенюком и Рыжиковым.