«Наверно, они знают папу?» — подумал Юра и, позабыв всякую осторожность, с записной книжкой в руках пошел на другую половину избы к хозяевам.

— Чем это ты так взволнован? — спросила его Марья Никифоровна, и вдруг как-то очень по-родному прижала его голову к своей груди. — Эх ты, горе мое горемычное!..

Все Юрины подозрения вдруг сразу исчезли, и он почувствовал к этой женщине полное доверие.

— А вы знаете моего папу? — спросил он, нетерпеливо заглядывая ей в глаза.

— А кто твой папа?

Вместо ответа Юра развернул газетную вырезку и показал фамилию отца.

— Ты Железнов? Почему же назвался Рыжиковым? — удивилась Марья Никифоровна.

— Вы, пожалуйста, не спрашивайте... И никому об этом не говорите, — умоляюще посмотрел Юра на хозяйку. — Я ведь даже и дедушке Гребенюку не сказал!.. Если что знаете о папе, расскажите...

— О подполковнике Железнове мы, дорогой мой, ничего не знаем. А вот об этой книжечке, которую ты в руках держишь, я тебе расскажу. Когда мы переезжали сюда, в лесу, на полянке, натолкнулись на подбитый самолет. Молоденькую раненую летчицу спас ее друг, который приземлился рядом. Он увез ее на своем самолете. А эту книжечку бережем как память.

— А кто она, эта летчица?

— Не знаю, дорогой, — ответила Марья Никифоровна и протянула Юре книжку. — Возьми себе, я тебе дарю ее.

В это время из другой комнаты послышался стон Гребенюка.

— Водички!.. — попросил он.

Марья Никифоровна зачерпнула ковшом воду из ведра и протянула ковш Юре.

— Пожалуйста, только не говорите ему, что я Железнов... — снова попросил Юра. — Я потом сам ему скажу!..

— Юра! — чуть слышно произнес Гребенюк, когда мальчик подошел к нему с ковшом.

— Что, дедушка? — припал к его подушке Юра. Старик так и пылал.

— Наши должны наступать, — словно в бреду, зашептал Гребенюк. — Командир, поди, не знает, что фрицы сбоку находятся. Ударят, проклятые, и сорвут наше наступление. Ты должен к нашим пробраться... — Старик вдохнул в себя воздух. — Ты же мне поклялся!..

— Хорошо! — ответил Юра. И Гребенюк погладил своей шершавой рукой его маленькую руку.

А в это время за стеной, на другой половине избы, Марья Никифоровна писала краткое донесение обо всем, что рассказал им Юра...

Ночью, когда все спали, Юра тихонько надел полушубок и вышел во двор. В розвальнях автомата не оказалось, — наверно, хозяева взяли его. Юра засунул топор за пояс и полез через забор. Только он занес ногу, чтобы перебраться на другую сторону, как молчавший до этого пес вдруг залился раскатистым лаем. Юра испугался и свалился в глубокий снег, потом быстро поднялся, огляделся и побежал. Выйдя на дорогу, он свернул влево и пошел прямо тем путем, которым они сюда приехали.

Чем дальше уходил Юра от дома, тем сильнее разбирал его страх. Вдали блеснули два огонька, пропали, и почти сразу же снова загорелись теперь уже четыре. Мелькая из стороны в сторону, огоньки двигались по дороге навстречу Юре.

«Волки?!» — подумал Юра и невольно бросился назад. Но в ушах зазвучали слова Гребенюка: «Ты должен... Ты же мне поклялся!..» Юра вытащил из-за пояса топор и зашагал вперед... Теперь впереди было уже множество огоньков. Юра слышал, как гулко стучит его сердце, этот стук даже заглушил на время раздававшиеся в правой стороне выстрелы.

«Как же это так? — услышав выстрелы, подумал Юра. — Почему же в той стороне стреляют? — Он посмотрел на Полярную звезду, как его учил Гребенюк. — Там ведь восток, — значит, там должны быть наши... Но тогда почему они стреляют?.. Значит, это фрицы...»

А огоньки, мелькнув с левей стороны, уплывали вправо и там пропадали.

Юра пошел навстречу этим таинственным огонькам. Вдруг позади него послышался лошадиный топот и скрип полозьев. Юра бросился в сторону, провалившись по пояс в глубоком снегу, и замер. Когда розвальни наконец проехали мимо, Юра вздохнул с облегчением, но вдруг от саней отделился темный комок и покатился прямо к Юре. Раздался звонкий лай, и Юра увидел, что пес, ныряя в снегу, настигает его. Юра бросился в глубь леса. Но это было напрасно: зловредный пес рычал и хватал Юру то за полушубок, то за валенки. Мальчик взмахнул топором, пес пронзительно взвизгнул, отскочил в сторону и залился злым, хриплым лаем. Все пропало!.. С дороги в лес уже шли люди.

— Юра! — крикнул дядя Вася. — Юра, где ты?!

Как Юра ни бушевал и ни вырывался, его все-таки благополучно доставили домой и водворили в полуподвальное помещение. Там стояли койки и жили какие-то люди, как сказал дядя Вася, рабочие. Рядом с Юрой на скамейку села Марья Никифоровна, она обняла его и говорила с ним тихо и мягко. Голос ее был похож на голос матери:

— ...Не плачь, золотце ты мое... Поверь мне — все будет хорошо!..

— Все равно сбегу! — твердил Юра. — Понимаете вы, я должен.