— Мы этого не знали... — растерянно сказал солдат. — Что же нам теперь делать?

— Что делать? — повторил Железнов и посмотрел на окружающих красноармейцев, как бы спрашивая у них совета.

Сорока подался вперед.

— Отвезти обратно и попросить у крестьян за всю роту прощения! — сказал он.

Кочетов с удивлением посмотрел на него: ведь он считал Сороку ненадежным бойцом.

— Правильно, — поддержал это предложение Хватов. — И это надо сделать сейчас же.

Железнов, Хватов и Кочетов пошли по траншеям. Комдив останавливался у каждого пулемета, просматривал сектор обстрела и огневую связь с другими пулеметами, проверял, как прикрываются пулеметным огнем заграждения. Но сейчас он, как и Хватов, интересовался этим лишь попутно, сюда его привело желание узнать настроение бойцов, поднять их веру в собственные силы.

— Советский солдат сильней врага во сто крат! — ответил Железнов одному стрелку, который посетовал, что советских солдат мало, а фашистов много. Другому, который выразил опасение, что фашист может их обложить вкруговую и зажать в кольцо, он ответил шуткой:

— Для храброго бойца — нет кольца.

Так, весело, с солдатской простотой, по-суворовски, он отвечал всем, с кем ему пришлось разговаривать.

Проходя по траншеям, Хватов останавливался в первую очередь около тех солдат, которых знал плохо или встречал впервые. Своими унылыми рассуждениями Григорий вызвал у него беспокойство.

— Посматривай за ним. Прикрепи к нему надежного человека, — шепнул он политруку. От Сороки же, наоборот, вопреки подозрениям Кочетова, у него осталось хорошее впечатление. Хватов предложил политруку привлечь его для поддержания духа среди солдат.

— Он веселый и жизнерадостный человек, — сказал Хватов Попову.

Куделин на этот раз ему не понравился своей подчеркнутой выправкой, чрезмерным усердием показать свою особую требовательность к подчиненным.

— Мне кажется, — споря по этому поводу с Поповым, заметил Фома Сергеевич, — он обольстил вас своей выправкой и солдафонством, а не душой. Повремените с приемом в партию. Как следует разберитесь. Не судите по внешним признакам. Учитесь глубже узнавать людей. И парторга этому же учите.

Около полудня комдив, комиссар и комполка распрощались с комроты и окружавшими их бойцами. Николай проводил их до дороги. Миновав кусты, он вдруг вздрогнул от неожиданности: внизу стояли «мародеры» с нагруженными санками.

— В чем дело? — строго спросил их Железнов. — Почему не выполнили приказ?!

— Выполнили, товарищ полковник, — бойко доложил один из них. — Только крестьяне обратно харч не приняли. Нас простили да еще вдобавок пять буханок хлеба собрали. «Ешьте, говорят, защитники, да фашистов — этак-разэтак...»

— Если так, то можете оставить, — сказал Яков Иванович Кочетову. — И фашистов, как просили колхозники, этак-разэтак!.. — И, козырнув, зашагал вместе со всеми по оврагу.

Возвращенные харчи подняли настроение красноармейцев.

Кочетов отправился готовить пулеметчиков в боевое охранение.

— Смотрите не засните! — сказал он, провожая их.

— На посту спящий солдат — супостат! — словами комдива весело ответил ему Сорока.

«Может быть, он и хороший человек, — подумал о Сороке Кочетов, — только я его не понимаю?.. Наверно, еще не умею в людях разбираться?..»

Ночью, поглядывая в ту сторону, куда ушло боевое охранение, Кочетов снова о нем вспомнил.

А ночь была мрачная и тихая; лишь изредка взлетали вверх ракеты, бледным светом освещая лохмотья низко плывущих облаков. В такую ночь и бравого солдата жуть берет.

— Эй, Ахмет!.. Ишь разоспался!.. — Куделин тормошил за плечо похрапывающего подносчика Хабибуллина.

Тот встрепенулся, стал испуганно оправдываться.

— Ну, чего бурчишь-то? — усмехнулся Куделин. — Сам вижу, что ты спать хочешь. Иди вон туда, в кустики, и вздремни. А то здесь еще подстрелят! Потом Сороку подменишь. Иди!

Хабибуллин не заставил себя уговаривать, пригнулся и побежал в кусты.

Немного погодя туда отправился и Куделин. Он сел, привалившись к Ахмету.

— Смерз, дружище?

— Немного, — ответил из-под поднятого воротника Хабибуллин.

— На, выпей! — Куделин поднес к его рту флягу.

— Не надо, командир. Нехорошо... Боевая охранения...

— А ты немножко, чудак, только для обогрева... Один глоток. А больше я тебе и сам не позволю...

Ахмет взял флягу и жадно глотнул из нее.

— Хорошо! — щелкнул он языком.

Куделин спрятал флягу и вернулся к пулемету.

Сороку тоже клонило ко сну, но он стойко боролся. Ему почему-то все время мерещилось, что кто-то впереди ползет к ним по снегу.

— Куделя! — не утерпел он. — Глянь-ка, что там на снегу?

Куделин неохотно подался вперед.

— Разве не видишь? Куст. Что, страх разбирает? — спросил он, заметив, что Сорока поеживается.

— Нет, Куделя, мороз.

— Мерзнешь? — Куделин вытащил флягу. — У меня есть, чем обогреться. Но тебе, дьяволу, давать нельзя. Напьешься...