А как все было продумано. Она наденет от нового платья один сарафан и веселую блузочку, ту, которая, кажется, нравится Косте. А теперь? Что наденешь теперь? Горошком? Гладко-синее? Нет, лучше совсем не ходить на вечер. Пусть Костю приглашает на дамский вальс Соня Изюмова. Она любит приглашать Костю, да и он вроде не прочь потанцевать с ней. В прошлый раз, например… Пусть им будет весело. Соня, конечно, будет в новом платье.

— Надька, к начальнику! — позвала из соседней комнаты телефонистка Люба. — Совещание.

Увидев грустное лицо подружки, хохотушка Люба тоже посерьезнела.

— Ты чего? Новый год ведь сегодня встречать будем. Жаль, что просто бал, а не бал-маскарад. Нет, правда, чего киснешь? С таким кавалером на бал пойдешь! С лучшим шофером леспромхоза. С самим Костей, от которого Сонька без ума. Да скажи, в чем дело? — затормошила Люба подругу, видя, что Надя не улыбается в ответ на ее шутки. — Новое-то платье хорошо сидит?

— Не привезли его, — ответила Надя. — Автоколонна только завтра придет, а я как раз транспортникам заказывала взять.

— Так вот ты из-за чего… — начала Люба.

— Не выдумывай, — сердито отмахнулась Надя, — Стала бы я из-за тряпок расстраиваться.

— Может, с Костей что?

— Да ничего. Полчаса назад за лесом уехал. Видела ведь сама. Говорю тебе: грустится, и все.

— Та-ак! — задумчиво протянула Люба и добавила: — Пошли к начальнику.

Совещание было коротким.

— Что это такое? — сказал начальник конторы связи. — Праздник, у людей настроение превосходное, а приходит, скажем, наш работник, сует телеграмму и говорит: «Распишитесь!» Ерунда. Да еще прибавит: «Побыстрей: вас много — я одна». Скверно. Мы людям в этих телеграммах радость несем, пожелание счастья, а выглядим как из бюро похоронных процессий. Отставить. Улыбка, вежливость, такт — вот что нужно. Ясно? Теперь слушайте. Городок наш маленький, а телеграмм мы получили множество. Я придумал: пусть в разноске почтальонам помогут молодые работники нашей конторы связи. Уменьшим радиус действия почтальонов, выделим сейчас каждому из сидящих здесь участки, и действуйте. Может, немного и после рабочего дня походите. Я всех молодых собрал: они все успеют и к вечеру приготовятся. А главное — улыбайтесь. Чтоб у людей после вашего ухода хорошее настроение оставалось…

И вот Надя входит в один дом, в другой, в третий… Стучится в разные двери. Приветливо улыбается. Ей тоже улыбаются в ответ. Приглашают посидеть. Она, пожалуй, даже понимает, чуточку догадывается, что ею любуются: ведь она хорошенькая, и улыбка у нее откровенная, и ямочки на щеках. Квартиры, дома, кварталы остаются позади. На улице, совсем неожиданно для кануна Нового года, тепло. Падает снежок. Тихо. Загораются огни. Наде приятно видеть счастливые лица людей, слышать радостные восклицания, когда они читают теплые строки телеграмм, а на душе по-прежнему грустно. Вот и сумка пуста. Нужно идти домой.

В своей комнатке Надя посидела на диване, не включая света. Всплакнула. Еще посидела. Приняла решение: как бы Костя ни уговаривал идти — отказаться. «Пусть танцует со своей Соней». Незаметно уснула.

Когда она проснулась и включила свет, часы показывали пол-одиннадцатого. Надя поразилась: Костя все еще не заходил. Он был всегда аккуратен, даже когда намечались простые танцы, а сегодня такой день… Значит, он ушел один! Ну, в таком случае она сейчас же пойдет в Дом культуры. Пускай в платье горошком. Пусть не думает, что она не пришла из-за того, что он не зашел. Но с ним она танцевать не станет. Ни в коем случае.

Платье было надето в один момент. Надя уже натягивала рукавички, когда в комнату постучались. Вошла незнакомая женщина и грубым голосом сказала:

— Возьмите. Послали вам.

Положила на диван сверток и вышла. Надя хотела вернуть ее, но уже хлопнула входная дверь. Надя развернула сверток. В нем лежало аккуратно свернутое ее новое платье.

Как бы ни аккуратно складывали новые платья, на них все равно окажутся места, которые нужно прогладить. Как бы ни быстро грелся утюг, как бы ни торопилась его хозяйка, время не считается с этим. На часах было полдвенадцатого, когда Надя снова натягивала рукавички.

И тут она остановилась перед выключателем. Прежде чем погасить свет и выйти из комнаты, она подумала: «Зачем идти? К чему новое платье? Костя не зашел, — значит, не хотел, чтобы я пришла. Значит, ему хорошо без меня. Я не пойду».

Наверное, она простояла бы так до двенадцати, но в комнату ворвался Костя. Вошел так, как никогда не входил, без стука, рывком отшвырнув дверь. С порога заорал:

— Быстрей! Не успеем к встрече! Готова? Отлично! Бежим!

Она думала — он пьян: галстук набоку, пальто расстегнуто, весь какой-то взъерошенный. Попробовала спрашивать и увидела, что он абсолютно трезв. Костя отмахивался от вопросов и твердил одно:

— Некогда! Скорей! Опоздаем.

Потом они бежали по улицам. Наде хотелось говорить, и она на бегу, задыхаясь, рассказывала ему о сегодняшнем дне: о том, как она разносила телеграммы, какие чудесные ребята у Фоминых, как незнакомая женщина принесла ей новое платье, — сестре каким-то образом удалось переслать.

На бегу она ухватилась за его левую руку. Он поморщился от боли, но она не заметила этого. Тогда он осторожно высвободил руку, пропустил Надю вперед, побежал с другой стороны и подал ей правую руку.