Но ситуация с Фионой продолжала меня царапать, не давая полностью расслабиться. Поэтому я глубоко вздохнула, силясь вернуть над своим разумом контроль, и продолжила:

– Видишь ли, мне показалось, что она не владеет своим телом. Это… ай!.. как-то необычно… ой!.. и вообще… ай-ай-ай…

Когда Лоренс пощекотал меня под коленкой, я окончательно потеряла мысль и замолчала, сорвавшись в конце несвязной фразы на долгий прочувственный стон.

Но мои слова заинтересовали Лоренса, и он остановился, поэтому я застонала вновь – на сей раз от разочарования.

– Поясни, что ты имеешь в виду, – потребовал он, глядя на меня снизу вверх.

– Когда мы выходили из комнаты, я специально посмотрела на нее, – сказала я. – И знаешь, она напомнила мне куклу, безвольно замершую в ожидании очередного приказа.

– Чушь! – презрительно фыркнул Лоренс и вновь принялся мягко поглаживать мои ступни.

– Почему это? – немедленно оскорбилась я, пытаясь не обращать внимания на его действия. А то мои мозги немедленно растеклись бы от удовольствия и я окончательно перестала бы соображать.

– Потому что на ней нет чар подчинения, – снисходительно пояснил Лоренс, неуклонно продвигаясь своими пальцами выше и выше. – Уж поверь мне, я бы заметил.

– А разве такого состояния возможно добиться только магией? – упорно возразила я. – На курсе травоведения нам рассказывали, что можно создать особое снадобье, способное полностью блокировать волю и разум человека… О-о-о!..

Я застонала и откинулась на спинку кушетки, мгновенно потеряв желание говорить дальше. Пальцы Лоренса достигли пределов моих чулок и сейчас дразняще поглаживали обнаженное тело, с каждым мигом пробираясь все ближе и ближе к краю кружевных трусиков.

И на этом волнующем моменте он опять остановился.

– Продолжай! – потребовал он, нахмурившись. Видать, мои слова его зацепили.

– О чем это я? – послушно забормотала я, пытаясь вновь сложить мозаику из разрозненных кусочков. – Ах да, о снадобье. Естественно, основным компонентом его будет какой-нибудь наркотик. Та же дурман-трава вполне подойдет. Это заставит человека быть послушным. А еще ему и в голову не придет обратиться к властям. Пригрози лишить его новой дозы – и он начнет ползать перед тобой на коленях.

– Но Фиона не похожа на человека, подсевшего на дурман-траву, – резонно возразил Лоренс. – Я слишком часто видел этих бедолаг, поэтому знаю, о чем говорю. Они отличаются заторможенностью движений, медленной речью…

– Наркотик – лишь одна из составляющих снадобья, – перебила его я. – Добавь в него возбуждающих трав, например женьшеня, эхиноцеи. Капельку коры кофейного дерева. И любая заторможенность уйдет. А если поиграть с магическими составляющими, то сумеешь полностью нивелировать наркотическую компоненту и скрыть ее воздействие на организм подопытного.

Глаза Лоренса как-то очень нехорошо заблестели от моей последней фразы, и я торопливо добавила, сообразив, насколько это подозрительно прозвучало.

– Ну, это в теории, – смущенно проговорила я. – Все надо подбирать экспериментальным путем. Я просто говорю, как поступила бы, если бы передо мной стояла такая задача.

– Дурман-трава, говоришь, – задумчиво повторил он и вытащил руки из-под подола моего платья. Сложил их на груди, продолжая сидеть у моих ног.

– Нет, понятное дело, я ничего не утверждаю, – затараторила я, испугавшись, что он решит, будто мои слова каким-либо образом бросают тень на его мать. – Возможно, я ошибаюсь, и Фиона, выражаясь твоим языком, просто озабоченная дура. И все-таки прежде я никогда не встречала особы, которая была бы настолько… зацикленной, что ли… на одном человеке.

– Не на одном, – исправил меня Лоренс, хмурясь все сильнее и сильнее. – О Фионе давно ходит нехорошая слава в том круге, где я вращаюсь. Скорее даже не о самой Фионе, а о ее матери. Поговаривают, что месси Улеана Угьер пользуется красотой и глупостью дочери и самым наглым образом подкладывает ее в постели богатых мужчин. Сама-то Улеана уже давно не популярна среди мужского пола из-за преклонного возраста.

– Фионе на вид лет двадцать, может быть, на пару лет больше, – удивленно сказала я. – Сколько же ее матери?

– Порядка семидесяти, – ответил Лоренс. Помолчал немного, видимо, произведя в уме несложные подсчеты, и удивленно присвистнул, с искренним недоумением выдохнув: – Ничего не понимаю! Это во сколько она родила дочь? Неужели в пятьдесят?

Я почесала нос. Что-то чем дальше, тем больше мне эта история не нравится. Пожилая месси, не гнушающаяся тем, что подкладывает свою дочь под нужных людей… Сама дочь, более напоминающая вялостью и покорностью марионетку… Сдается, что все это весьма неприятно попахивает.