Жанна едва слышно рассказывала, что была сильно напугана новостным сюжетом о Германе и Вере. Поэтому, когда Валентин вернулся – нет, она не знает, где он был, – пьяным и очень агрессивным, она была почти в панике. И когда он замахнулся на нее стоящей в прихожей вазой – она тяжелая, оникс с серебром, – ей пришлось защищаться. Нет, она не знает, почему ее муж впал в бешенство, но он был очень пьян.

Эксперты подтвердили: содержание алкоголя в крови убитого соответствует сильной степени опьянения, на вазе свежие отпечатки, расположенные так, словно ее схватили за горловину, чтобы замахнуться…

Боже! Валентин, такой мягкий, такой добрый – поднявший руку (да что там руку!) на женщину? Тем более на женщину, которая даже убежать не может. На ту, что носит его детей. Немыслимо. Может, на него тоже подействовала новость об убийстве Веры? Хотя неизвестно, успел ли он об этом узнать.

Но так все одновременно…

Дикость какая-то.

Я ученый. Я не верю в случайности и совпадения. У любой случайности есть причина, а совпадения выдают взаимосвязь явлений. Даже если мы поначалу не видим ни причин, ни взаимосвязей.

Я мог бы еще поверить в то, что комета несла некий загадочный, так и не обнаруженный нами фактор, вызвавший одновременную всепланетную репродуктивную катастрофу.

Но после этого подобно deus ex machina [7] явился Ройзельман – и все двинулись к нему, как… ну как лемминги, честное слово! Меня не удивляет, что ему поверили – люди вообще склонны легко верить в панацеи и прочие глобально-радикальные решения. И готовность расстаться с немалыми деньгами тоже выглядит вполне правдоподобно: пример многочисленных финансовых пирамид – тому подтверждение, ради гипотетических золотых гор человек охотно распотрошит кубышку «на черный день». Тем более, что нынешний мир весь стоит на системе кредитов: купи сегодня, заплатишь потом. Все это нормально и понятно.

Дико другое. Женщины с какой-то невероятной охотой кинулись менять на детей собственные руки и ноги. И как быстро! Диагноз «бесплодие» они проверяют и перепроверяют чуть не по десять лет, лечатся, надеются на всемогущество науки вообще и медицины в частности. Вера во всемогущество науки, помноженная на столь же органичную веру в «а вдруг завтра», свойственна подавляющему большинству людей. И ведь даже когда диагноз уже не вызывает сомнений, далеко не все решаются на ЭКО или, скажем, на усыновление. Желание иметь детей – один из самых мощных человеческих инстинктов. Но все же не до такой степени. А тут – извольте видеть – во-первых, все как-то моментально разуверились в науке (и куда, скажите, делась общечеловеческая надежда на «вдруг завтра все изменится»?), во-вторых, желание иметь детей от этого не только не пропало, а как будто даже усилилось.

Быть может, у социологов найдется объяснение для наблюдаемого парадокса, но мне все это кажется диким. Неправдоподобным. Как будто человечество внезапно сошло с ума.

Быть может, надежда на завтрашнее «вдруг» трансформировалась в страх: вдруг завтра и кошмарная ройзельмановская «панацея» перестанет работать? Но в этом случае скорее стоило ожидать лишь некоторого уныния: ах, у меня (у соседа, у третьего, пятого, сотого) не будет детей. И ничего больше. Никакие «судьбы человечества» обычного среднестатистического гражданина (или гражданку) не беспокоят. Среднестатистической Джейн Доу (или Джону Доу) в массе своей сугубо плевать, что будет с человечеством после собственной смерти Джейн (Джона) Доу.

Спору нет, пиар-кампанию Корпорация запустила колоссальную. Всемерное возвеличивание Долга Женщины (в том числе на государственном уровне), помноженное на убедительную качественность киберпротезов (действительно, великолепных, признаю), – да, это могло сработать очень эффективно. И, кстати. Быть может, лицо Веры в криминальных новостях «закрыли» вовсе не из заботы о чувствительности обывательских нервов, а чтобы не отказываться от наглядной рекламы, изрядная часть которой крутится вокруг моей дочери и ее ребенка. Во всяком случае, количество их портретов ничуть не уменьшилось – один из билбордов красовался возле здания суда, когда я к нему подъезжал. Как сказали бы, наверное, в Корпорации: ничего личного, просто бизнес. А мощная государственная поддержка Программы – ну, значит, щупальца Корпорации распростерлись еще дальше и еще глубже, чем я даже предполагал. Чему удивляться?

Пока я размышлял, суд успел не только удалиться на совещание (очень и очень недолгое), но и вернуться для вынесения приговора. Вполне предсказуемого. Учитывая активное участие подсудимой в Программе (два АР на ее ногах говорили сами за себя), наличие на иждивении сына-подростка (вот как, а я и не знал), состояние, близкое к аффекту (адвокат из кожи вон лез, чтобы «предумышленное» превратить в «непредумышленное», уж будто у каждой домохозяйки в кармане «случайно» оказывается пистолет), угрожающее поведение потерпевшего… и так далее и тому подобное. Учитывая, учитывая, учитывая вышеизложенное – три года исправительных работ в колонии Корпорации.

Да, ее щупальца и впрямь распространились куда шире и куда глубже, чем можно было предполагать. И «спаситель человечества» Ройзельман теперь – прямо-таки повелитель новой Вселенной, всесильный демиург. Хотя, насколько я его знаю, роль спасителя подходила ему меньше всего. Скорее уж – злого духа. Вероятно, это говорила во мне наша давняя вражда, и отец Александр наверняка осудил бы меня за… за что, кстати? За то, что я не готов к всепрощению?

Вот к Жанне, как ни парадоксально, я не испытывал сколько-нибудь серьезной вражды. Чем дальше, тем сильнее мне казалось, что и она, и Герман – лишь слепые исполнители, марионетки в чужом театре. Да и Валентин… Да, мы не были близки, но уж настолько-то я собственного сына знал: добрый, мягкий, даже робкий, тут он действовал как автомат, выполняющий заложенную извне программу.