— Ты что запыхался? Бежал?

Яша в тревоге шагнул к Ване, снял с его плеча

короб.

— Ага, бежал, — кивнул Ваня и, не отдышавшись,

начал рассказывать.

Новость, которую он принес, страшная,

потрясающая...

Сегодня с утра он отправился на Греческую. Там,

около Соборного сквера, почти настоящий каток. Даже

с джазовой музыкой, которая доносится из кинотеатра

«Акса». Короче, место бойкое. Потолкаешься,

потрешься среди публики — на Привоз ходить не надо... И вот

недалеко от него остановились два полицая. Один —

худой, костлявый, ну, прямо Кащей Бессмертный, а

другой — как колода в несколько обхватов. Тонкий и

толстый. Ваня, конечно, кепку на самые глаза — и

бочком к ним, бочком. Ведь полицаи — кто не знает! —

трепачи известные. Прислушался — так, ничего

особенного, разговор про «Эльдорадо», театр легкой комедии.

Открывается на Полицейской, шестнадцать. Гвоздь

новой программы — музыкальный этюд «Рыжая» и

легкий фарс «Пуговица от штанов». Оба — и толстый и

тонкий — как-то ухитрились попасть на репетицию и

теперь делились впечатлениями.

Потом вдруг «Кащей» захихикал и сказал:

— А представление на Картамышевской — тоже

вещь! Не слышал? Ну, знаешь!..

79

Ваня подвинулся к полицаям еще ближе.

— Скоро партизанам в катакомбах хана, — говорил

«Кащей». — Газ под землю пускать будем, потравим

красных — и шито-крыто!

— Да ну? — ужаснулся толстяк. — Не загибаешь?

Побожись!

— Вот те крест! На Картамышевской как сделали?

Нашли под домом дыру, пустили в нее газ, а дом

рванули. Теперь очередь за выходами из катакомб в Неру-

байском...

Потрясенные, ребята молчали. То, о чем сообщил

Ваня, не укладывалось в голове. Неужели фашисты

применят газ!

— Это же варварство, нет, хуже... — Хорошенко

нервно заходил по мастерской.

— Так они же фашисты, — сказал Гордиенко-старший

и, выпрямившись, со злостью швырнул в угол чайник.

Яша тяжело вздохнул, положил руки на колени, на

которых красовались огромные заплатки.

— Шуметь не надо. Ни к чему. Выход я вижу

один — идти снова.

— Ты устал, ты не сможешь, — зашумели ребята.

— Ничего, — остановил их Яша. — Дорогу туда

и обратно я изучил, так что...

В дверь постучали.

— За работу, быстро! — скомандовал Яша. —

Кто — за паяльник, кто — за напильник. А ты, —

кивнул он Саше, — приготовь шпаер и встань за дверью.

Стук повторился: три отрывистых удара, небольшая

пауза, два удара, пауза, один удар.

— Никак «Старик»? — удивился Яша и обратился

к брату: — А ты говорил...

Он не ошибся. В мастерскую действительно вошел

Антон Брониславович.

— Над чем колдуете? — спросил он, внимательно

вглядываясь во встревоженные лица ребят.

По тому, как вздрагивали его кустистые брови, Яша

понял: «Старик» чем-то сильно взволнован. Во всяком

случае, чувствовалось — появился он не случайно.

— Новости, Петр Иванович, обсуждаем, — начал

Яша, назвав Федоровича так, как называли его все

подпольщики их группы, и пододвинул ему табуретку, —

а новости не из приятных. Давай, Ванюша, только

коротко.

80

Антон Брониславович сел, наклонил голову.

— Да, да, все так, я уже знаю, — выслушав

сбивчивый Ванин рассказ, произнес он глухо. — Гитлеровцы

и вправду пустили газ в катакомбы на Картамышев-

ской, а дом взорвали. Сейчас готовятся к еще более

страшному...

Он умолк, неподвижно уставился на шипящую

фиолетовую струю огня паяльной лампы, которую держал

Алексей. В мастерской наступила гнетущая тишина.

Все неотрывно следили за Федоровичем, за нервным

подергиванием его густых темных бровей.

— Что же делать, Петр Иванович? — отважился,

наконец, нарушить молчание Саша. — Надо

действовать.

Словно собираясь с мыслями, Федорович потер

виски, лоб, затем поднял голову, глянул на ребят.