— Дедушка, мне пора.

Яша встал, одернул телогрейку.

Гаркуша тоже поднялся.

— Это же какая удача, что мы встретились! —

сказал он. — Без тебя мне бы ни за что не найти тут

выход, а тебе без меня — дорогу в отряд. Старую штольню

обвалом перегородило, надо идти кружным путем, а это

не близко — километров восемь... Куда же ты без меня,

а? Да и неужто, думаешь, я ночевать тут буду?

И они зашагали по штольне, освещая путь фонарем.

— Как там, на палубе? — спросил словоохотливый

дед. — Тепло или дожди, слякоть? Листья небось

облетели?

— Облетели листья, давно осыпались, — ответил

Яша, стараясь не отставать. Гаркуша шагал

размашисто, ходко. — Море штормит сильно, похолодало, идут

дожди.

— Что же тебя принесло? Пожаловал с чем?

— Дедушка... — начал Яша и осекся. Он хотел

спросить, что можно сделать, если фашисты начнут

заполнять катакомбы газом, но вовремя спохватился: об

этом он должен был сообщить только командиру,

А Гаркуша Яшино молчание истолковал по-своему.

— Понимаю, понимаю... Давай о другом. Как там,

в городе?

Неожиданно Гаркуша остановился, поводил у стены

«летучей мышью».

На стене углем было нарисовано несколько

картинок: какие-то причудливые деревья, ромашки, рожь,

бегущий по волнам парусник. И над каждым рисунком

плавилось несколько солнц.

— Зачем столько? — удивился Яша.

— Чтобы светлее было, — улыбнулся дед грустно.—

Пост тут наш был, вот каждый и малевал. А это моя

мазня, — показал он на хату, вокруг которой стояли

подсолнухи. — Гарна хатына, а?

— А фонари зачем к подсолнухам подвесили? —

спросил Яша.

— Вот холера! И тут подшутили над старым! —

заулыбался Гаркуша. —Еруслана работа. Ну, погоди ж

89

ты, бисов сын, не посмотрю, что как гренадер, таких

тебе, ядрена-матрена, фонарей навешаю... Давай, Яков,

не отставай.

И Гаркуша уверенно, не останавливаясь на

перекрестках, повел Яшу по новому, только ему известному

«фарватеру» в расположение партизанского отряда...

БОЛЬШОЙ ПРАЗДНИК

Из темноты перед Яшей возникла глубокая ниша.

Внутри тускло горела подвешенная на крюк «летучая

мышь». На каменных стеллажах громоздились мешки,

ящики, бочки. В проходе между стеллажами стояли

двое мужчин. Один рослый, косая сажень в плечах,

другой чуть пониже, но тоже стройный, по-спортивному

элегантный. Яша сразу узнал обоих: Еруслан и капитан

Бадаев. Живые, невредимые!

Лицо Еруслана было озабоченно. В руках богатырь

держал блокнот и огрызок карандаша.

— Нет, товарищ капитан, как ни крути, ни верти,

а ничего не получится, — сказал он. — Мешки, считайте,

полупустые, бочки и ящики — тоже... Придется

урезывать, переходить на двухразовое...

Командир задумался, сел на бочку.

Гаркуша кашлянул в кулак, выступил из темноты

на свет.

Бадаев заметил старика, поднялся, порывисто

шагнул навстречу и остановился, как громом пораженный.

Яша! Рядом с дедом Гаркушей стоял Яша Гордиенко!

— Ты?!

Бадаев подался вперед, крепко обнял Яшу.

— Как же ты к нам? Какими ветрами, каким чудом?

— О-го-го-о-о! — протрубил Еруслан удивленно и

на радостях сгреб в объятия всех сразу — Яшу, деда

Гаркушу, командира.

— Ну и медведь... — проворчал Гаркуша,

освобождаясь из железных Еруслановых тисков. — Тебе,

шатуну сибирскому, и одноразовым питанием обойтись

можно. Все кости переломал.

О своем недавнем намерении «навешать» Еруслану

«фонарей» он, видимо, уже забыл...

А командир и Еруслан смотрели на Яшу и не могли

насмотреться»

90

Пришлось Яше подробно описать свои ночные

приключения.

— Ты по порядку... Обо всем, — попросил Бадаев.—

Присаживайся, — он подвел Яшу к бочке, усадил, сам

устроился на камне. — Обо всем и подробно. Чужих тут

нет, все свои, так что не стесняйся.