этом на Дерибасовской или на бывшей Молдаванке —

где угодно в Одессе спросите у первого встречного, и,

если он натуральный одессит, то, возмущенный вашей

бестактностью, он или ничего не ответит вам, или

вежливо-иронически спросит, в свою очередь: «Или вы не

из Одессы?»

Летчики были далеко и высоко. Их Яша видел

редко. А моряки — наши и не наши, моряки со всего

73

белого света — были в Одессе на каждом шагу. И уж

совсем рядом был отец...

Однажды один знакомый моряк, услышав, что он

мечтает о небе, поднял его на смех.

— Зачем тебе сдалось какое-то небо? — удивился

он. — Представь: шторм, твою шаланду раскололо, как

грецкий орех, ты в воде... Тонешь, но плывешь. Наконец

выбираешься на берег, радуешь своих родственников.

А если тебя что-нибудь расколет там, в небе? Шо?

Парашют? Не говори глупостей. Сильный ветер или, не

дай боже, ураган — и ты в Турции... Шо, радует тебя

такая перспектива?.. Нет, если ты по метрике одессит,

то лучше уж плавай. Ты меня понял, юнга?

«Юнга», конечно, понял, что веселый и удачливый

моряк шутит, говорит не всерьез. Но, как бы там ни

было, он приобрел старую рассохшуюся шаланду,

заштопал дыры, прошпаклевал ее, просмолил хорошенько

и вместе с друзьями отправился в ijiefi на рыбалку.

И море переманило его. На смену одной мечте

пришла другая — стать моряком, штурманом дальнего

плавания. После семилетки выбор профессии был

сделан окончательно: он поступил в мореходное училище.

Всего год он носил форму курсанта. Всего год... Если

бы не война, был бы он сейчас на втором курсе...

— Ты что здесь расселся?

Яша оторвал взгляд от моря, повернулся. Широко

расставив ноги и заложив руки за спину, перед ним

стоял полицай.

— Думаю, — ответил Яша, глядя полицаю в глаза

без боязни. — Смотрю в море и думаю... Время

сейчас, сами знаете, какое: нельзя не думать.

— А ты, видно, заливать мастер! Проваливай, тут

тебе делать нечего.

Полицай был прав: больше у Хаджи-бея делать

было нечего. Внешний рейд пустынен. Следует

уходить.

До позднего вечера он просидел с Алексеем в

мастерской над чайниками и кастрюлями, а ночью

отправился за город, надеясь, что на этот раз ему повезет

больше и он сможет проникнуть в катакомбы. Но

обойти вражеские кордоны ему не удалось. Слишком много

войск было на Московской дороге и в степи вокруг сел.

Пришлось ни с чем возвратиться обратно.

74

СОВЕЩАНИЕ

Совещание работников особого отдела сигуранцы

было секретным. Оберштурмфюрер Шиндлер

присутствовал на нем в качестве гостя. С безразличным

видом, словно все, о чем шла речь, его абсолютно не

интересовало, закинув ногу на ногу, оберштурмфюрер

сидел в стороне от всех у окна в черном кожаном

кресле.

— В данный момент, господа, — начал Ионеску, —

доблестные войска фюрера ведут сражение за главную

цитадель большевиков — Москву и не сегодня-завтра

совершат то, чего, к сожалению, в свое время не смогли

сделать объединенные силы Антанты: уничтожат

Советы. Наша миссия более скромная — способствовать

победе на территории Транснистрии.

Речь шефа сотрудники слушали молча.

— Недавно к нам поступили сведения, что

координационный центр Подполья находится в катакомбах и

возглавляет его некто Павел Бадаев, капитан, чекист

из Москвы. — Ионеску сделал паузу, скосил глаза на

оберштурмфюрера, желая увидеть, какое впечатление

произвел он на него этим сообщением.

Но Шиндлер даже бровью не повел. О посещении

Садовым сигуранцы ему стало известно от Харитона

в тот же вечер. Полковник, который ничего не знал

о двойной игре своего сотрудника, был чрезвычайно

удивлен равнодушием гестаповца.

— Уже несколько раз мы засекали работу

передатчика красных в районе села Нерубайского...