Яша лежал неподвижно и лихорадочно думал о том,

как высвободиться из каменных тисков. Впереди в

вытянутой руке слабо колыхался куцый язычок свечи,

высвечивая конец «горлышка» и начало коридора.

Поставив свечу так, чтобы она не мешала, Яша пальцами

уцепился за шершавые, как наждак, ноздреватые

камни ракушечника и напряг мышцы, стараясь, подтянуть

себя вперед хотя бы на сантиметр-полтора! Тщетно!

Каменные тиски держали его мертвой хваткой. Тогда,

разозлившись, теряя самообладание, он начал упорно

хвататься за камни, пытаясь сдвинуться с места.

Но вскоре истер пальцы до крови и бессильно уронил

голову на землю, чувствуя, что к горлу подкатился

тяжелый и душный ком...

Свеча догорала. Ее края оплавились и расползлись.

Еще две-три минуты, и, мигнув последний раз, она

погаснет. Это напугало Яшу еще больше. В его

положении остаться в вязкой, кромешной темноте — это

неминуемая гибель, смерть: в пещерах и шахтах, он

слышал, в последнее время развелось множество крыс. Эти

твари шныряют по лабиринтам целыми стаями, в

темноте им ничего не стоит напасть на человека.

Нет, без света нельзя. Ни в коем случае. Надо

предпринять что-нибудь, пока мигает этот тусклый

язычок свечи. Но что? Что-о?

И тут ему показалось, что из мрака за каждым его

движением следят чьи-то глаза, что рядом кто-то есть...

Он знал, что это страх, что надо взять себя в руки, но

поделать с собой ничего не мог. Взгляд этих глаз —

он не знал, чьи они, кому принадлежат, — он ощущал

почти физически.

И вдруг... вдруг его осенило! Чего на нем только не

надето! И свитер, и пиджак, и телогрейка! Все снять!

Непременно снять. Надо выбраться назад и все снять.

85

Яша оттянул носки ботинок и, как крючком

зацепившись за камни, напряг мышцы ног. Тело подалось

назад. Немного. Может быть, на сантиметр или на

полсантиметра. «Не беда!» — приободрился он и повторил

все сначала. Пламя свечи снова отодвинулось от него.

И так сантиметр за сантиметром.

Высвободившись из каменных тисков, он выложил

из карманов брюк гранату, электрический фонарик,

стеариновую свечу, браунинг, запасную обойму к нему,

спички, финку, из-за пазухи — краюху хлеба, завернул

все в одежду, обвязал ремнем, прикрепил узел бечевкой

к ноге и, не теряя ни минуты, юркнул в проход. На этот

раз «горлышко» пропустило его беспрепятственно, и он

очутился в коридоре.

Быстро одевшись, он рассовал по карманам свои

нехитрые пожитки и зажег фонарик, так как свеча уже

догорела. Коридор был длинный, с высоким

потолком. Было здесь еще более сыро и холодно. Пахло

плесенью.

Он уже было собрался идти, как вдруг услышал

далекий шум прибоя. Шум приближался; было слышно,

как, дробясь, волны разбиваются о прибрежные камни,

накатываются на песчаную отмель и, шипя, уползают

обратно, чтобы через минуту-другую снова наброситься

на берег в пенной ярости. Наконец рокот прибоя умолк,

и теперь слышался тихий, убаюкивающий напев ветра

в снастях парусника...

Не будь Яша знаком с катакомбами, он бы

испугался, решив, что вышел к морю или море проникло в

подземелье. Но Яша знал, что это пели пористые камни

ракушечника и что их песни напоминают звуки прибоя.

Эта иллюзия близости моря всегда пугала тех, кто

впервые попадал в катакомбы и неожиданно оставался

наедине с их обманчивой тишиной. Когда-то,

давным-давно, Черное море занимало большую площадь и район

территории катакомб был частью морского дна. Со

временем море отступило. А камни, словно тоскуя о нем,

зовут его обратно, вспоминая те времена, когда над

ними гуляли морские бури и штормы,

Оргаино-приглушенная песня камней наполняла

сердце безотчетной тревогой, рождала тоску. Заглушить

ее, убежать от нее было нельзя. Камни были

кругом...

86

СОЛНЦЕ ДЕДА ГАРКУШИ

Яша помнил: через шестьдесят-семьдесят шагов от

«горлышка» коридор делится на четыре рукава.