Бабушка моя, Татьяна Климовна, в девичестве Александрова, уроженка села Большая Казанка Кущевского района, рано вышла замуж за моего деда и родила трех детей: Надежду, Василия (моего отца) и Федора. О последнем я никогда ничего не слышал, а лишь недавно прочел о нем в случайно сохранившемся черновике автобиографии отца (грустно, конечно, но сегодня подробности уточнить не у кого).

Дед Антон умер "от сердца" в самом начале первой мировой войны в 1914 году, и спустя некоторое время бабушка вышла замуж за Гамаюнова Онуфрия Минаевича, специалиста редкой профессии, которая называлась "крупчатник". Не знаю, есть ли такая профессия сегодня. Дед Онуфрий налаживал работу мельниц по всей Кубани и Ставрополью и жил по тем меркам довольно зажиточно: имел небольшой дом в станице Тимашевской в Краснодарском крае (ныне – город Тимашевск), с садом и огородом, владел небольшой пчелиной пасекой. В этом доме и стала жить новая семья.

Следует отметить примечательный факт: на иждивении деда находился его малолетний брат Миша, который был ровесником моему отцу: на момент образования новой семьи им обоим исполнилось по 5 лет. Миша и Вася подружились, вместе ходили в школу-семилетку, вместе под одним одеялом спали, вместе прошло их детство, и отец до конца своих дней в разговорах всегда упоминал, что у него есть родные сестра Надежда и братья Михаил и Александр (родной сын Онуфрия).

Михаил Минаевич впоследствии стал кадровым военным, штабным работником, после войны служил в комендатуре Порт–Артура (тогда этот город еще принадлежал СССР), потом трудился в музее Советской Армии, заведовал отделением, и примерно в восьмидесятом году ушел в отставку в звании полковника. Была у него супруга, Лидия Захаровна, моя землячка со Ставрополья, очень обаятельная и задушевная женщина (в моем понятии именно такими должны быть жены офицеров), и двое детей: Виталий (тоже военный) и Татьяна (стала учительницей).

Александр Минаевич, единственный общий сын деда Онуфрия и Климовны (так ее все звали), всеобщий любимец, красавец-мужчина и весельчак, к сожалению, очень быстро ушел из жизни из-за тяжелой болезни. Жил он со своей женой Зоей в станице Кореновской (ныне тоже районный центр Краснодарского края). Когда примерно в 80-м году я заехал на Кубань на денек проведать свою родню, дяди Саши уже не было, тетя Зоя стала совсем старенькой, и от ее былой красоты и стройности, к сожалению, мало что осталось. Их дочь Женя, унаследовав от родителей «кубанскую породистость», выглядела настоящей красавицей – жизнерадостной казачкой, веселой и улыбчивой. Ее муж (Николай Говязов) работал районным прокурором в Усть–Лабинске, потом его перевели, кажется, в Новороссийск, и следы моей краснодарской родни я потерял.

Деда Онуфрия я видел всего однажды. Летом 1948 года во время школьных каникул меня отправили к нему погостить. Путь был неблизкий: поездами от Георгиевска до Тимашевки с двумя пересадками. Сегодня не каждый родитель отправит десятилетнего пацана без сопровождения в общем вагоне, но тогда отец сказал: "Пусть едет, пусть учится жить…».

И я поехал. В доме деда Гамаюнова всеми порядками заправляла сестра моего отца, тетя Надя, женщина редкой доброты. Запомнилось обилие еды, фруктов. После городской полуголодной жизни это было важно. Мы жили еще терпимо, а некоторые дети в школе от голода пухли. Это сегодня, уходя в отпуск, мечтаешь похудеть. А в то время приобретенные килограммы были важнейшим показателем, характеризующим качество летнего отдыха. После Тимашевки у меня уже "ребра не торчали".

Поездка не обошлась без приключений. Возвращался я домой перед самым первым сентября. К билетной кассе не подступиться. Кое-как добрался до Кропоткина. Дальше застрял почти на двое суток. Продукты быстро закончились, я уже собирался идти пешком по шпалам, но выручил воинский эшелон, следовавший в Буденовск. Я сразу сообразил, что в Георгиевске он обязательно сделает остановку, и подошел к теплушке:

– Дяденьки, возьмите до Георгиевска…

– Песни будешь петь?

– Буду (не раздумывая).

– Залазь!

Пришел какой-то начальник:

– И откуда этот сын полка и куда?

Объяснились. Махнул рукой. Тронулись. "Запевай!" Пришлось петь. На мотив "Раскинулось море широко…"- песню о подвиге летчика Гастелло, была такая. Понравилось. Угостили тушенкой и через несколько часов, которые поезд прошпарил без остановок, доставили меня на станцию Георгиевск.

А вскоре дед Онуфрий умер. Тетя Надя рассказывала, что случилась редкостная для этих мест погода: ночью выпал снег, наутро - легкий морозец и солнце. Дед решил расчистить во дворе тропинки. Она же стояла у окна и наблюдала: яркий солнечный день, все покрыто снегом, дед увлеченно машет лопатой, собирает его в кучу - залюбуешься! Неожиданно дед остановился, взглянул на небо и вдруг опрокинулся на спину, на созданный им сугроб.

Тетя Надя про себя отметила, что дед чудит, наверно, от радости и отошла к плите. Через некоторое время выглянула в окно, а дед все лежит, выбежала к нему, а тот не дышит и уже остывать стал. Как говорят люди в таких случаях, «Бог полюбил и забрал к себе».

Глава 3. Раки, камбала и осетры Азова

В Тимашевке мне довелось побывать еще раз значительно позднее, когда я уже работал в Воронеже на заводе главным инженером. Завод имел базу отдыха в Краснодарском крае в станице Должанская, что находилась на крайней точке Ейской косы, выступающей далеко в Азовское море. В межсезонье, примерно в начале октября 1975 года, я поехал туда договариваться о ремонтных делах. Тимашевка почти на пути, заехали. Все изменилось: теперь это уже город Тимашевск. Климовна и дед Онуфрий давно умерли, тетя Надя живет одна, ее дочь Галина в Краснодаре. Посидели, повспоминали, помянули.

Утром рано встали и засобирались ехать дальше. Я вспомнил, что раньше в Тимашевке было много раков, предложил заскочить на рынок. Тетя Надя стала возражать: "Какие раки? Всех выловили или потравили, не теряйте время". Все-таки заехали. Повезло: какой-то браконьерского вида мужичок ставит на прилавок ведро, полное прекрасных раков. Схватили, не торгуясь. Больше, действительно, раков на рынке не было, и мы поехали дальше.

Приезжаем в Должанку, о чем-то договариваемся, садимся ужинать. Места здесь рыбные, путина в разгаре, и соответственно на столе рыба в любом виде. Причем осетрина! Я про раков-то и забыл.