— Но как же вы защищаетесь? — спросила Нэнси.

— Нам удается обезопасить себя только благодаря постоянной привычке быть настороже. Мы сами преображаемся в диких, хитрых зверей, чтобы отражать коварные замыслы дикарей. Хитрость — вот путь для борьбы с ними.

— Хитрость? — проговорила Эллен с заметным удивлением.

— Так точно.

— Какая же?

— Я сейчас расскажу вам об этом. Но сначала я должен предупредить вас, что мой рассказ будет вам не очень приятен.

— Лейтенант, вы прекрасно владеете даром возбуждать любопытство, — воскликнула Нэнси, — умоляю вас, продолжайте!

Собеседницы поддержали ее.

— Я вся дрожу от предчувствия чего-то ужасного, — прибавила Джен. — Я обожаю страшные и необыкновенные истории, особенно такие, от которых волосы становятся дыбом.

— Ах, мисс Джен, — шепнул ей страстным голосом Скелли, — если когда-либо вы станете моей женой, то я на все решусь, чтобы доставить вам счастье. Но… пугать вас…

— Продолжайте же рассказ, лейтенант, — потребовали девушки. — Не тяните!

Мидлей продолжал:

— На опушке небольшого леса, что у южной части Бенареса, почти каждую ночь убивали часовых. Один из наших офицеров предложил поставить на этот опасный пост чучела, одетые в красные мундиры с форменными фуражками. В то время, когда мы с пистолетами в руках сидели в засаде, по горло в вонючей грязи в соседнем болоте, прикрыв головы листьями лотоса, все и произошло.

— Да, неплохое начало, — вставила Эллен.

— Я предупредил вас об этом заранее, — засмеявшись, проговорил лейтенант Мидлей. — Время шло, сидеть в болоте нам надоело, приближался рассвет. Тишина ночи не нарушалась никакими звуками. Мы уже начинали опасаться, что наша изобретательность разгадана врагами, как вдруг тихий свист заставил нас насторожиться, и стая демонов, как будто вышедших из-под земли, накинулась на чучела…

Кокетство, свойственное многим рассказчикам, заставило Мидлея приостановиться на минуту, чтобы насладиться эффектом, вызванным рассказом. Молодые девушки затаили дыхание, а Нэнси выразила общее нетерпение:

— Продолжайте, лейтенант, продолжайте! Зачем вы испытываете наше терпение? Это нехорошо!

— Пули засвистели и градом посыпались на убийц, — с улыбкой продолжал Мидлей. — Шестеро из них остались на месте, седьмому раздробило ногу, и, хоть он дико сопротивлялся нам, мы взяли его в плен. Катаясь по земле, истекая кровью, он не расставался с ножом и очень опасно ранил двух наших солдат. В конце концов мы его обезоружили и отправили в Бенарес. Как мы ни старались выпытать у него хоть что-то, добиться каких бы то ни было сведений нам не удалось: дикий фанатизм доводит этих людей до истинно геройского самопожертвования! Ни страх лишиться жизни, ни надежды на спасение — ничто не подействовало: он не сказал ни слова. Сэр Джон Малькольм, самый искусный судья во всей Индии, не смог получить от него какого-либо признания. Индус оставался нем как рыба. Он отказывался от пищи, срывал перевязки с изувеченной ноги и через три дня унес в могилу свою тайну. Это случилось два месяца тому назад…

Минута молчания последовала после этих слов лейтенанта Мидлея. Нэнси первая прервала ее:

— Вы заставили нас содрогнуться от ужаса, лейтенант! Слушая ваш рассказ, невольно сравниваешь его с главой одного из тех страшных романов, которые, кажется, пишутся только для того, чтобы лишать сна и покоя людей с расстроенными нервами.

Эллен громко рассмеялась. Да будет вам известно, что она смеялась над чем угодно, только бы представился случай.

— Может быть, и это часть романа? — спросила она лейтенанта Мидлея. — Находятся люди, которые считают, будто вы пишете и печатаетесь и что по крайней мере два журнала обязаны вам своим процветанием.

— Это слишком лестно для меня, — возразил Мидлей. — К сожалению, я не обладаю таким дарованием… Но каждое слово только что услышанного вами рассказа соответствует истине.

— И я ручаюсь за это, — проговорил лейтенант Скелли. — Впрочем, не желаете ли спросить об этом доктора Дьедоннэ? — добавил он, указывая на новое лицо, приближающееся к группе. — Быть может, этот француз внушит вам большее доверие?

— В чем дело? — быстро подхватил доктор, любезно раскланиваясь с дамами и нацепив на нос большие черепаховые очки.

— Разговор шел о нападении близ Бенареса, доктор. Вы участвовали в этой экспедиции, проявив незаурядную храбрость. Помните, как вы столб приняли за индуса и даже связали его?

В ответ раздался смех, который был поддержан и доктором.

— Да, так и было, — подтвердил он. — Но разве я виноват в том, что близорук?

И он повторил во всех подробностях рассказ лейтенанта Мидлея.

— Теперь, — подхватил офицер по имени Стюарт, — мы тщетно стараемся придумать новую ловушку, в которую удалось бы заманить этих разбойников.

— В один прекрасный день нам придется принять вид скал, носорогов или обезьян, чтобы застать их врасплох, — сострил доктор.

Эллен громко захохотала:

— Действительно, доктор, костюм обезьяны, как никому, подходит вашей фигуре.

— Вы очень добры, мисс, — дружелюбно ответил доктор.

К разговаривающим подошли лакеи с подносами. Молодежь дружно набросилась на закуску.

— Я очень люблю сэндвичи, — объясняла Нэнси.

— Что касается меня, — сказала Джен, — то я больше всего на свете люблю шампанское. — И она взяла бокал холодного вина, наполненный до краев. — У меня есть на это уважительные причины: во-первых, оно очень вкусное, и, во-вторых, мои друзья уверяют, что оно придает мне остроумие и веселость. Не буду спорить, быть может, они и ошибаются, но верить им — для меня большое удовольствие.