живете... И...
– Он поднял голову. Внимательно посмотрел на Махмуд-бека. Трудно произнести вслух свое

признание. А надо...
– И собрать здесь деньги на... нужды комитета. На издание нашего родного журнала.

Баймирзе не понравилось молчание Махмуд-бека. Долгое, томительное молчание. Махмуд-бек

старательно отрезает кусочек мяса. Он же не хочет есть. Для чего так терзает бифштекс...

Махмуд-бек отложил вилку и нож. Вытер ладони.

– Здесь трудно собрать деньги, - твердо сказал он.
– Вы должны знать правду, Баймирза. Плохо живут

эмигранты.

– А в других местах?
– нерешительно начал Баймирза.

– Я был почти во всех странах... Я в Азии живу очень давно, Баймирза. По-моему, всю мою жизнь. И

везде сталкивался с нищетой. А богатые хорошо обходятся и без борьбы. Они тратят деньги на другие

нужды. Они заняты только собой.

– Но... собрать состоятельных людей. Поговорить с ними...
– не очень уверенно предложил Баймирза.

– Это можно, - согласился Махмуд-бек.

Он вернулся домой поздно. Фарида, как обычно в таких случаях, не спала. Она взглянула на мужа с

тревогой, но, увидев спокойное лицо, правда очень усталое, облегченно вздохнула.

– Вы будете ужинать?

– Нет, дорогая, - ответил Махмуд-бек. - Я ужинал в шикарном «Тадж-Махале» с почтенным

господином.
– Махмуд-бек кивнул на дверь: - Она спит?

– Спит. .

– А кофе у нас есть?
– неожиданно спросил Махмуд-бек.

– Есть...
– ответила Фарида.
– Но вы же...

– Сегодня надо выпить. Обязательно. Иначе моя голова расколется.

– Вы больны?
– испугалась Фарида.

199

– Здоров! Здоров!
– успокоил Махмуд-бек.
– Она просто лопается. В ней столько слов... И каких слов!

– Стихи?
– несмело спросила Фарида.

Махмуд-бек вздохнул и грустно ответил:

– Нет. . Пока не стихи. Но это очень нужные слова.

– Я сварю кофе. Сейчас...

– И побольше. А утром, когда придет Шамсутдин, меня обязательно разбудите...

– Вы же совсем не отдохнете.

– Скоро отдохнем, Фарида. Очень скоро...
– горячо заверил Махмуд-бек.

Он взял ее ва плечи.

– Вы столько раз говорили, - вздохнула она.

– Я говорю в последний рае. А утром мы должны обсудить с Шамсутдином, кого пригласить в гости.

– В гости?

– Вечером будут гости. Будет и почтенный господин из Европы. Я с ними хочу проститься.

– Проститься?

Она ничего не понимала. Что твориться с Махмуд-беком? Кофе... Гости... И... прощание.

– В чем дело?
– с трудом скрывая радость, спросила она.

– Дня через три мы уезжаем. Точнее, улетаем.

– Куда?
– прошептала она.

– Домой...
– тоже шепотом ответил Махмуд-бек.
– Домой, родная.

Не только состоятельные люди должны прийти на встречу с Баймирзой Хаитом. Но, рассчитывая

устроиться где-нибудь в сторонке, лучше всего у забора, решили появиться бедные эмигранты. Очень

хотелось услышать от большого гостя: что же будет дальше, как жить, на что надеяться?

Свой дом, вернее, довольно обширный двор для этого сборища предоставил Азими. Недавно здесь

шумела редкая, веселая свадьба, а сейчас должен состояться серьезный разговор, который решит

судьбу туркестанских эмигрантов.

Решит ли?

Азими, конечно, был в курсе дела, как англичане обошлись с одним из руководителей Туркестанского

комитета. Даже обещаний о помощи, конкретных, деловых, не высказали.

Хозяин дома успел переговорить с Махмуд-беком о пользе их собрания.

– Конечно, на съезд наша встреча не похожа, - серьезно ответил Махмуд-бек.
– Но комитет должен

знать о положении людей, заброшенных на чужбину.

– Заброшенных?
– усмехнулся Азими.
– Никто нас не забрасывал. Сами бежали. Да еще потянули за

собой всякий сброд. А этот сброд поднимает голову. В удобный момент и прирежет.

Махмуд-бек промолчал. Быстро, оказывается, Азими разобрался в обстановке.

– Не верю я в этот комитет, - продолжал Азими.
– Нет у него своего лица, своей точной линии. Перед

Гитлером гнули спину, перед этой сволочью, которая ни с каким народом не считалась. На что