Мимо, словно метеор, пронесся офицер.

– Куда-то понесся, - протянул Отто.
– Неспроста все это. Смотри!

Оба они вновь высунулись в окно. Недалеко от головного вагона, где как раз и расположилось руководство, показалась колонна военнопленных.

– Большевики, - солдат с интересом всматривался в тех, о ком постоянно слышал от своих товарищей и командиров.
– Вроде, люди, как люди...

Он был несколько разочарован тем зрелищем, что предстало перед его глазами. «Где эти чудовища?
– недоуменно спрашивал он себя.
– Где еврейские комиссары, которые сражаются до последнего?». По слегка заросшему склону устало брело людское стадо. Здесь уже не было солдат, жизнь которых подчинены исполнению присяги и выполнению воинского долга. Это была разобщенная, израненная, уставшая, сломленная толпа. Опустив лица, они брели мимо вагонов, не обращая внимание ни на летящие в них сигаретные окурки, ни на оскорбления. «Кто же из них тот самый грозный враг, о котором нам так проникновенно вещал рейхсфюрер? Может этот блондин? Черт! Это такой же еврей, как и мой кузен!».

Поток пленных, казался нескончаемым. Люди все шли и шли, провожаемые взглядами победителей, пока победителей.

– Мне кажется, мы с вами и повоевать то не успеем, - с хрустом потянулся Отто.
– Если они будут сдаваться в плен такими темпами, то по Москве мы будем гулять уже через месяц. Так ведь, Курт?!

– Иногда, Отто, мне кажется, что в твоей голове слишком много шнапса и совсем не осталось мозгов?
– не поддержал шутливый тон его товарищ.
– Мы с тобой уже давно воюем и я привык к твоим шуточкам. Но кто-нибудь другой может и не понять!

– А что, я такого сказал?
– попытался обидеться тот.
– Все это говорят! Мы скоро раздавим большевиков. Они везде бегут! Парни из соседней дивизии, что перегружалась с нами в Варшаве, вообще сказали, что у Сталина больше не осталось войск и до Москвы дорога свободна. Что тебе непонятно?

– Знаешь, Отто, не все так просто, как нам кажется. У нас ведь говорят не только про это... Ходят слухи о том, что русские настоящие фанатики и не отступают даже тогда, когда попадают в окружение.

– Ха-ха! Большего бреда я не слушал!
– напарник мощно и с чувством заржал.
– Вон, смотри!
– взмах головой на проходящую колонну военнопленных.
– Это что, по твоему, фанатики?! Смотри внимательнее! Я скажу тебе, кто это... Русские всего лишь славянское быдло, которое занимает принадлежащее нам по праву место. Только сильная раса — нордическая раса может и должна владеть всеми этими и другими территория. Быдло! Оно не умеет воевать! Ударить исподтишка, как обиженный раю или незаметно укусить, как жалкая собачонка... Ха-ха-ха-ха! И он мне говорит о фанатиках?!

Вдруг он резко замолчал, словно чем-то подавился. Курт удивленно проследил за взглядом друга. Прямо на них из колонны не отрываясь смотрел солдат, в глазах которого было столько ненависти, что становилось не по себе.

Он брел в той же самой колоне, где были точно такие же люди. Выгоревшая на солнце гимнастерка, грязно-белые спутанные волосы, устало мотавшиеся почерневшие руки — это был всего лишь один из многих сотен солдат.

– Эта скотина смотрит на меня!
– не выдержал Отто, отводя глаза.
– Ладно! Посмотрим!

Казавшееся грузное тело быстро перевалилось через подоконник и оказалось прямо перед пленным.

– Смотреть на меня!
– рявкнул немец, тыча стволом карабина в грудь.
– Ты, грязная собака, должен знать свое место! Перед тобой стоит немецкий солдат!
– взбесившегося Отто, оравшего со всей дури, ничуть не заботила языковая проблема.
– Твой господин!

Небритое, немного вытянутое лицо с выпиравшими скулам, было словно вырублено из камня. Это впечатление еще более усиливал налет всепроникающей пыли. Пленный стоял неподвижно, будто совершенно не понимал бросаемых ему в лицо фраз. Наконец, он слегка отпрянул назад и харкнул. Землистый плевок попал прямо на немецкий сапог.

– Ты..., ты, - багровое лицо, наводило на мысль о скором сердечном ударе.
– В меня?! На!

Приклад со всей силы влетел в грудь пленному, сразу же согнувшемуся от невыносимой боли.

– Хорошо!
– ровный багровый цвет сменился какими-то непонятными красными пятнами.
– Еще получи!

Приклад с постоянством кузнечного молота поднимался и опускался, поднимался и опускался, превращая человеческое тело в кровавое месиво.

– А теперь слизывай!
– Отто тыкал сапогом в окровавленное лицо.
– Чтобы было чисто! Быстрее!

Высыпавшийся из вагона солдаты обступили обоих и весело гоготали. Их можно было понять — в монотонном пути, наконец-то, появилось хоть какое-то развлечение.

– Что, Отто, хочешь, чтобы этот русские за тобой и белье стирал?
– раздался из кампании чей-то веселый голос.
– Тогда не бей его больше!

– Нет, камрады, он больше по другой части!
– подхватил второй, из-за реплики которого грянул хохот.
– Вон Фриц из второй роты знает, что это за части!