— Он когда-нибудь заговаривал о самоубийстве?

— Напрямую — нет. Я, во всяком случае, таких разговоров не помню.

— Как вы думаете, возможно ли, что это не его рук дело?

Трапело нахмурился:

— Вы говорите о том, что его кто-то убил?

— Если самоубийства не было… — пожал я плечами.

— Если вы подозреваете кого-то из членов группы, то, уверяю вас, вы не там ищете.

— Это люди с неустойчивой психикой, — сказал я, — бывшие военные, обученные применению насилия…

— Все, что происходит в этих стенах, — перебил меня он, — в них и остается.

— Я слышал это уже не раз, — ответил я. — И все же думаю, что ожидать такого можно даже от самых уравновешенных, сумевших примириться со случившимся людей.

Трапело прищурился, глядя на меня.

— Если вы пришли сюда, чтобы обвинить кого-то или что-то, так говорите прямо.

— Я просто пытаюсь понять, что произошло.

— А что говорит полиция? — спросил он.

— Полиция называет случившееся самоубийством.

Фил Трапело покачал головой:

— Вам придется смириться с этим. Гас Шоу стал еще одной жертвой проклятой войны.

— Я вот думал, не упоминал ли он какого-нибудь своего врага, человека, с которым у него возникли проблемы.

— Враги есть у каждого, — ответил Трапело. — Но это не означает, что каждого непременно убивают.

— Да, но у каждого, кто был убит, хотя бы один враг да имелся, — возразил я.

— Разумеется, — улыбнулся он. — Это вы верно подметили. Не знаю. Вот, скажем, жена Гаса. Он считал, что у нее был любовник. Потом эти его фотографии. Говоря о них, он всегда приходил в сильное возбуждение. Однако ни одного врага Гаса, который мог бы убить его, я не знаю. Если не считать самого Гаса.

— А что он рассказывал о фотографиях?

— Гас вообще мало что рассказывал. Но к фотографиям, которые он оттуда привез, отношение у него было, пожалуй, параноидальное. Он был противником войны. И противником правительства. Как и большинство наших ребят. Что именно он там наснимал, Гас никогда не говорил, но он явно считал, что правительство и армия не захотят, чтобы мир увидел его снимки. — Трапело умолк. — Постойте. Вы думаете, что фотографии…

— Вы не помните, упоминал он в связи с ними каких-нибудь людей или еще что-либо?

С минуту Трапело молчал, нахмурясь, потом медленно покачал головой:

— Простите. Если он что-нибудь такое и говорил, я этого не помню.

— Фил, — сказал я, — а вне группы вы с Гасом когда-нибудь встречались?

— Нет, — ответил он. — Все, что мне известно о Гасе, я узнавал здесь, по вторникам. На прошлой неделе я позвонил его жене, просто чтобы выразить ей сочувствие. И это все.

— То есть вы не назвали бы себя и его друзьями?

— Пожалуй, нет, — пожал он плечами. — Я многое знал о нем, но только об одной его стороне. А о прочих — можно, наверное, сказать, что о них я не знал ничего.

— А другие члены вашей группы? — спросил я.

— Вы о том, дружил ли Гас с кем-нибудь из них? Этого я не знаю.

— У вас ведь завтра состоится очередное собрание, верно?

— Верно. Завтра вторник.

— Вы не могли бы сказать вашим ребятам, что мне нужно поговорить с теми, кто знал Гаса вне группы? Скажите им, что я просто пытаюсь помочь его родным справиться со случившимся. И объясните, что любой разговор с адвокатом абсолютно конфиденциален, а они вправе говорить мне только то, что считают нужным.

Он кивнул:

— Ладно, не вижу причин отказывать вам в этом.

Я отдал ему все свои визитки, какие лежали у меня в бумажнике.

— Раздайте их тем, кто захочет поговорить со мной, и скажите, что мне можно звонить в любое время.

Трапело, прищурившись, вгляделся в карточки, потом поднял взгляд на меня:

— Вы понимаете, что у многих из этих ребят полная каша в голове?

Я кивнул.

— И они могут наговорить вам кучу небылиц.

— И это понимаю.

Трапело пожал плечами.

— Ладно, я скажу им завтра о вас. — Он взглянул на часы, встал. — Мне нужно идти.

Я последовал за Трапело в главный зал, там мы пожали друг другу руки, и я направился к своей машине.

В четверг утром, когда я смаковал на кухне английскую булочку с арахисовым маслом, зазвонил мой домашний телефон.

— Говорит Анна Лэнгли, — произнес немного скрипучий женский голос. — Вы мне звонили.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить: Анна Лэнгли была агентом Гаса Шоу.