– Вот и отлично, – похвалил ее Пролежнев. – Можете идти, Царева Виктория Сергеевна. Завтра с утречка и встретимся. Я сам позвоню вашему начальнику, этому… такая фамилия нескромная, греческая… он еще дал мне визитку…

– Смоковнику? Вряд ли ваш звонок поможет. В “Грунде” не любят происшествий такого рода. Теперь меня вышибут. Я бросаю тень на фирму.

– Почему это? Юридических оснований для вашего преследования нет ни малейших. Боритесь! Вы не этого обходительного юноши бояться должны, а тех, у кого не столь хорошие манеры. Вы не могли бы провести сегодняшнюю ночь вне дома?

– На что вы намекаете?

– На то, что люди Очкастого уже сообразили, кто им так подгадил: люди Дунина, конечно, поделились информацией. Бандиты пока понятия не имеют, откуда вам все известно, но меры уже принимают – Духа убрали. Богатыри в бегах. Не исключено, что сейчас они ищут вас. Навести справки в “Грунде” помощникам высокочтимого Дунина несложно – адрес и прочее. Они попытаются разыскать вас, выяснить, на кого вы работаете, и убрать.

Вика умоляюще сложила руки:

– А вы ничего не можете сделать?

– Увы! Ничего похожего на знаменитую американскую программу защиты свидетелей у нас пока не имеется. Денег нет, людей нет. Мы бедны, как церковные мыши. Сидим в валенках над бездной, полной ледяной воды. Возможно, и провалимся туда к чертовой матери в один прекрасный день. Я мог бы, конечно, обратиться в УВД, и они бы вас задержали, помариновали пару дней в обезьяннике, постерегли. Но стоит ли? Местечко не сахар, да и людям Очкастого пробраться туда нетрудно. А главное, у вас ведь есть еще и дочь! Где она сейчас?

– У соседей, я надеюсь, – пролепетала Вика.

– Поскорее идите к соседям, берите ребенка и отправляйтесь ночевать к какой-нибудь неблизкой подруге. Соседям скажите, что фирма одарила вас путевкой в пансионат, и пусть они этому поверят. Завтра утром придете с ребенком ко мне, и мы еще что-нибудь придумаем.

Вика бессмысленно уставилась на черные брови Пролежнева и не могла даже шевельнуться.

– У соседей есть телефон? – поинтересовался следователь.

– Есть.

Они позвонили Шемшуриным и узнали, что Анютка с Кристиной смотрят телевизор. Никто к Шемшуриным пока не приходил, не звонил и Викой не интересовался.

– Бегите туда скорей! – обрадовался Пролежнев. – Если что, держите меня в курсе. У вас ведь сотовый? Звоните. А мне пора на вокзал поглядеть на Всяких. Завтра и вы его, даст Бог, увидите.

С такими радостными напутствием следователя Вика вышла на улицу. Здесь все апрельски сияло. От прикосновения к лицу солнечных лучей, особенно жгучих после ледяного сумрака прокуратуры, Вике в первую минуту стало больно. Она прикрыла глаза, из которых полились прохладные слезы кротовьей слепоты, и почти на ощупь двинулась к стоянке такси. В голове ее звенело и плыли красные и зеленые зыбучие круги. Она корила себя за то, что не спросила, кто такой Очкастый (эта кличка напоминала ей о Гузынине). Сквозь слезы она видела радужную искривленную улицу и расплывчатые фигуры прохожих. Все прохожие казались ей переодетыми бандитами. Они ее ищут, высматривают ее в ее собственном доме?

Дверь квартиры Шемшурных Вике открыла Кристинина бабушка. Лицо бабушки было каким-то странным. Она оглянулась, втянула Вику в прихожую и сообщила свистящим шепотом:

– Он здесь. Уже с полчаса.

Вика сразу стала медленно оседать вдоль стены хватаясь ватными пальцами за одежды Шумшуриных на вешалке.

– Виктория Сергеевна, вам плохо? – свистнула ей в ухо бабушка Шемшуриных и попыталась удержать соседку от падения на ненадежно укрепленное зеркало.

– Где он? – едва смогла выдавить Вика.

– Там, в комнате. Сидит и смотрит по сторонам глазищами. Я ему деревянные кубики дала, они прочные. Пусть мозги развивает!

Вика удивленно отшатнулась от вешалки:

– Кубики?.. Он – это кто?

– Да тот мальчик, что в прошлый раз пепельницу разбил.

– Как он у вас очутился?

– Его привел представительный мужчина в очках и в шляпе. Мужчина сказал, что вы всегда присматриваете за мальчиком, когда бывают какие-толекции.

– Вот негодяй!

Вика произнесла эти слова так громко, что из соседней комнаты высунулась невозмутимая щекастая физиономия Антона и вежливо поздоровалась:

– Добрый день тетя Вика!

– Виктория Сергеевна! И только так!

По правде говоря, добрый день уже клонился к закату. Времени на спасение оставалось мало. Вика начала усиленно соображать и действовать. В ее планы на сегодняшний вечер не входила варка макарон для Антона, однако с Гузыниным так и не удалось созвониться – нынче он читал свои лекции в каком-то отдаленном филиале. Вокруг филиала (Вика по телефону добралась до деканата и узнала подробности) копали траншею и, как водится, перекусили телефонный кабель, так что связи с этим гиблым местом не было никакой. А ведь надо срочно сбыть с рук Антона и выполнить рекомендации Пролежнева – спрятаться в месте, недосягаемом для бандитов. Не оставить ли мальчишку у Шемшуриных? Куда можно податься с двумя детьми? Разве что в канализационный люк, как сделала радистка Кэт. Вика лихорадочно перебрала в уме возможные варианты укрытия. Малозаметных дальних родственников у нее в Нетске не было. Не было вообще никаких. Гузынин до глубокой ночи недосягаем. Подруги… Любка Мюллер давно в Штутгарте, у Жанны невероятно вздорная и негостеприимная мать. Она дуется на Вику с тех еще пор, когда пришлось занимать кавказский парик. Галина разводится с мужем. У них отдельные ключи от разных комнат в единой тесной хрущобе. На кухне каждый день скандалы, драки, и однажды Вику, которая зашла проведать подругу, этот отделившийся муж едва не ошпарил кипятком из мантоварки. Вика так и не поняла, почему муж взбесился, но он стал размахивать мантоваркой, а потом безобразнейше ругался минут сорок. Нет, это все не то!