Я не мог ответить. Никто из нас не готов к этому. Никогда.

Клеррар пожал плечами:

— Рано или поздно в стране размером с Францию… В прошлом году около Альби нашли путешественницу. Австралийскую девушку. Изнасилована и убита. Мы до сих пор не знаем, кто…

— И двое детей, — добавил я.

Он нахмурился, озадаченный. Сидя за пластиковым столом, он положил руки на стол и играл с линейкой из плексигласа. У Клеррара был вид адвоката, домашнего доктора. Сострадательный мужчина, рубашка с короткими рукавами, печальные припухшие глаза.

— Не понимаю вас, — промолвил он.

Я рассказал ему про маленькую экскурсию в лес, к заросшей поляне, которую мне устроил Ле Брев.

— Это случилось очень давно. Еще до меня, — заметил он.

— Но не так давно для старшего инспектора. Он вспомнил сразу.

— A-а. У него долгая память. Он родился в этих краях.

— Ле Брев родился здесь?

Клеррар улыбнулся:

— Его отец, говорят, из Сенегала. А мать из Тулузы.

Мне стало любопытно, а Клеррар, казалось, был не прочь поговорить.

— Неужели Ле Брев работает в местной жандармерии вот уже почти сорок лет?

— Думаю, что так, — подтвердил он. — Он сейчас главный здесь. Вы должны доверять ему. Очень хороший детектив. И знает местность как свои пять пальцев.

Но как я могу доверять человеку, который не сделал ничего, кроме попыток поставить меня под подозрение? Который начал с того, что попытался запугать меня этим жутким происшествием в лесу? Если это была действительно подлинная история, а не выстрел наугад?

Клеррар положил линейку.

— У старшего инспектора блестящий послужной список. Очень мало нераскрытых преступлений за все эти годы. Немногие регионы могут похвастать этим. Вы должны дать ему шанс.

Он, казалось, взывал к полупонятным правилам честной игры, к моей совести британца. Не думаю ли я, что французская полиция несколько менее компетентна только потому, что их полицейские — они просто другие? И доверяю ли я полицейским вообще? Я читал этот невысказанный вопрос в его глазах.

В итоге я осознал, что они не могут мне помочь. Ни один из них. По-настоящему. Конечно же, они предпримут все действия, проверят все слухи, продержат контрольные пункты еще несколько дней. Поместят заметку в газете, чтобы посмотреть, не всплывет ли что-нибудь, но в конце концов останется пустота, еще одна неразгаданная тайна. Я прочел все это на его лице и почувствовал боль, физическую боль, будто меня сейчас вырвет. Но я встал, выпрямившись, несмотря на острую, как нож, резь во всем теле.

— Вам нужно поспать, — произнес он автоматически.

Сои не поможет, он и сам это знает. Может, это нужно Эмме, но не мне. Они могут бросить весь свой отдел по раскрытию уголовных дел на мою маленькую катастрофу, и все равно не узнают ничего нового. Я старался не позволить своему воображению рисовать искалеченные тела.

Мне удалось с трудом кивнуть. Атмосфера становилась удушающей. Меня препровождали из комнаты в комнату внутри комиссариата (везде стоял устоявшийся запах сигарет) и проводили по темным неопрятным коридорам с приколотыми к стенам плакатами, которые кое-где оторвались от стены. Фасад, окрашенный в кремовый цвет, напоминал барак за железной оградой, а все вместе походило на тюрьму. Мне нужно было выбраться отсюда и подумать.

Я решил обратиться к прессе. Если и можно что-либо найти, то следует рассказать обо всем в местной прессе в надежде, что кто-то что-то знает.

Местной газетенкой была „Сюд журналь-экспресс“ с офисом в Понтобане. Газета размещалась в бетонном здании недалеко от центра города, и когда Клеррар сказал, что со мной закончил, я направился прямо к этому зданию. В комиссариате меня спросили, возвращаюсь ли я прямиком назад в это ужасное место, в Шенон, и по-прежнему ли там Эмма и ее жандарм. Чего они хотели: от чего-то защитить нас или что-то скрыть? Может, меня подвезти? Я попросил их не беспокоиться. Не могу быть точно уверен, когда я наконец решил начать собственное расследование, но отчетливо помню, как нашел это здание, большой серый кусок бетона на боковой улице, и вошел в него через зеленые двери.

За стойкой сидела женщина, перед ней — два телефона, несколько стульев и журналы. За ней с обеих сторон по коридору виднелись кабинеты. На доске за женщиной, так же как и в витраже на улице, помещены фотографии с последними событиями: свадьбы и обеды, выставки и ярмарки, лошади, запряженные в плуги, соревнования пловцов и встречи ветеранов. Несколько фотографий новых зданий, отремонтированная железнодорожная станция, какой-то дом, стоящий в поле. Я посмотрел еще раз. Это место, наше место, этот ужасный дом около леса, где что-то случилось много лет назад.