Светлячок себе сказал:

– Я, конечно, очень мал.

Но подумал:

«Ну и что ж?

Я на солнышко похож!»

– Отлично1 - сказал Пружинян.
– И такое не печатать?!

– Нет, говорят: печатная машина занята, - и Корабликов показал подобранный только что листок бумаги, на котором было одно слово «Воло- сатовка»...

– А стихи, говорят, никому не нужны!
– вздохнул Корабликов.

– Очень нужны! Необходимы! Только надо бы побольше боевитости!
– воскликнул Пружинян.

Ему на пути тоже явилось Облако с прямо-таки солнечной девчонкой, и ее воинственное настроение намагнитило и без того боевого поэта. Казалось, ее появление наэлектризовало всех.

– А есть и боевое!
– сказал Корабликов и прочитал*

– Не светите, светлячок,

Схватит вас морской бычок!

– Все равно хочу светить.

Пусть попробует схватить!

Отлично! Молодец! Так и надо!
– крикнул Пружинян, и рубашка йа нем хрустнула от вздувшейся мускулатуры.
– Шакал!

– ¦ Так и про шакала есть!
– сказал детский поэт.

– А ну?

Он с пеленок Шакаленок!
–

прочитал немедленно Корабликов.

Стихи из него так и сыпались навстречу понимающему слушателю.

– Прекрасно! Что еще, какой дьявол нм нужен?!

– Ну-ка, - прервал его Пружинян, - давай стихи! Пошли! Я им сейчас покажу!

И, схватив листки со. стихами, он бросился наверх, к Волосатикову.

ВЕСЕЛЫЙ ФОКУС ПРУЖИНЯНА

– Ты что это делаешь?
– спросил Пружинян, шагнув в кабинет и наступая на Волосатикова, который почему-то вдруг схватился за лоб, будто на нем выросла шишка.

– Как что? Управляю!
– ершисто выкрикнул гот и втянул голову в плечи.

– Дрянным катером управлять не мог, а взялся править всеми нами?
– сказал Пружинян.
– Кирпичики - в пузо, Борщика - в камеру?

– По закону!
– огрызнулся Волосатиков.

– А то, что корабли без горючего, а боевой разведчик без света не может дописать книгу о подвигах друзей? А прекрасный детский поэт оказывает тебе честь: приносит тебе замечательные стихи, а ты его еще выталкиваешь?! Хорош закон!

– Подумаешь, Корабликов! Что он, Пушкин? Вон и Пушкина нет, а живем без стихов!
– почти хрюкнул Волосатиков.
– Да и зачем они нужны?

– А затем, чтобы люди не превращались в хрюкающих поросят!
– выкрикнул Пружинян.
– Вот я сейчас приведу сюда целую демонстрацию школьников! Они знают, кто вырастет из сына,

если сын свиненок, они тебе объяснят, и зачем стихи, и что такое поэзия, и что такое морской закон!

– Так нет лишней бумаги, - залебезил Волосатиков.

– Нет бумаги?! — И старый морской разведчик потащил Волосатикова вниз по ступеням в типографию, где вместо детских стихов печатали этикетки с надписью «Волосатовка». Шедший за ними смущенный Корабликов вздыхал:

– Ах, вся эта затея напрасна. Все на ветер...

И тут вся компания столкнулась с ворвавшимся в коридор старым приятелем, которого все сразу же узнали по свежему напористому дыханию. Конечно, это был Ветер. С ним они штормовали, ходили под парусами... И поэтому Пружинян с ходу обратился к нему:

– Ветер, Ветер, ты могуч?

– А что?
– спросил возбужденный Ветер, от которого почему-то пахло копченой колбасой.
– Что еще?

И едва Пружинян прочитал старому другу стихи Корабликова, Ветер весело свистнул. Он выхватил из рук поэта рукопись, подлетел к печатной машине и, выдернув из нее лист с «Волоса- товкой», вставил стихи.

Через минуту Пружинян читал с листовки то, что запомнил наизусть даже без листка:

Все равно хочу светить,

Пусть попробует схватить!

Машина вовсю печатала стихи, а Волосатиков верещал, что нет бумаги.

– Значит, нет? А это что?
– крикнул Пружинян и с маху налепил на лоб озадаченному начальнику этикетку от «Волосатовки».

Вбежавшая следом Вруля Патрикеевна воинственно выскочила вперед с криком:

– Что это вы себе позволяете? Сейчас, кажется, не то время, когда вы ходили на руках и на голове!
– Всему флоту была известна история, как молодой Пружинян прошелся на руках перед зазнавшимся туповатым капитаном.