Шрифт:
Несколькими годами раньше Голь Ака учился в течение трех лет в Рязанском военном воздушно-десантном училище. Хорошо говорил по-русски и, главное, был близок к Анахите, как он сам неоднократно похвалялся. Ему, выходцу из пастушьей семьи, было лестно, что теперь он на равных с господами, с лидерами парчам, аристократией страны. Ему и нужно-то было особенно выслуживаться, чтобы чувствовать себя на равных, и чтобы другие тоже его считали в обойме афганской элиты.
Все чертовски сложно и в то же время по-человечески банально и просто…
Организацию встречи с Анахитой Ротебзак брал на себя Виктор Георгиевич Самойленко, мой заместитель по политической части и старший советник при начальнике Главного политуправления афганской армии, то есть при Голь Ака.
К вечеру Самойленко доложил, что Анахита готова завтра в 10 часов быть у меня вместе с Голь Ака. Видимо, она понимала, что я знаю, что именно ей надо, и конечно, она понимала, что надо мне. Наши интересы, похоже, совпали…
Странное дело, сколько подобных бесед мне приходилось вести, – я всегда был спокоен и уверен, а тут – почему-то нервничал, и готовился к встрече как-то особенно, более серьезно, торжественно что-ли, чем обычно. Вечером я коротко рассказал Анне Васильевне о предстоящей встрече с Анахитой и о ее вероятной причине. А жена моя за месяцы пребывания в Афганистане многократно встречалась с Анахитой. Они даже подружились, возможно, найдя друг в друге что-то общее…
– Саня, вспомни Египет, – сказала мне Анна Васильевна, – вспомни подругу Насера, подругу Амера. Помнишь, какое влияние они имели на лидеров Египта? А Анахита – умна, проницательна и хитра. Будь с ней осторожен.
Анна Васильевна сходила в столовую и вернулась оттуда с большой коробкой конфет – шоколадным набором из Новосибирска – расписанной под кедр с шишками.
– А букет цветов утром нарву.
Утром в половине седьмого я, мой помощник полковник Алексей Никитич Карпов, охрана на трех машинах и БМП были готовы к отъезду в офис. Анна Васильевна перекрестила меня и поцеловала:
– С богом!
В руках Алексей Никитич уже держал огромный букет свежих роз и шоколадный набор.
– Вручи от меня. Передай поклон, и скажи, что я ее помню и люблю.
По Кабулу поехали каким-то совершенно новым маршрутом – Черемных и Карпову виднее…
В 8.15 у входа в Генштаб меня ожидали Черемных и Самойленко.
Почти все готово, доложил Владимир Петрович. Идет сервировка стола. Есть и сюрприз… Ночью из Ташкента доставили мороженое, пяти сортов. И с орехами, и с клубникой, и с айвой… Я еще подумал: не излишне ли мы стараемся, все-таки разговор-то будет о серьезном и отнюдь не праздничный.
Но Черемных привел неотразимый аргумент: «Ублажай больше любовницу, чем жену».
Я, конечно, строго на него посмотрел, но он был невозмутим:
– А это не я придумал, это – Стефан Цвейг.
Мы поднялись наверх. Там, действительно, заканчивались последние приготовления. Кроме основного стола был приготовлен и чайный столик. Обслуживали две официантки из столовой управления ГВС – две красивых русских девушки, умеющих пользоваться косметикой ровно настолько, чтобы это соответствовало и местной манере, и в то же время не выглядело слишком блекло. Владимир Петрович знал толк в подборе и таких кадров.
Все осмотрев, я отпустил девчат, строго наказав ждать сигнала от Черемных.
Без четверти десять Черемных и Самойленко – два генерал-лейтенанта (в форме! – Черемных к годовщине Октября был произведен в генерал-лейтенанты) пошли встречать Анахиту Ротебзак и генерала Голь Ака, оставив меня одного в огромном кабинете с двумя сервированными столами. Признаться, я скорее чувствую себя в своей тарелке на поле боя, чем в кабинете среди сервированных столов. Да, собственно, нам военным, вообще, не свойственна привычка к подобным приватным встречам, во время которых надо говорить не то, о чем думаешь, делать вид, что беседа тебе приятна, и казаться при этом искренним и непринужденным. Дипломаты – у тех, вероятно, такие дела получаются лучше… Впрочем, наверное, и у меня кое-что получалось. И в Египте, и в Чехословакии, и в Прибалтике я немало повидал людей, немало услышал откровений и фальши, свидетельств дружбы и вражды, открытости и коварства… И все это не могло не отложиться на собственном опыте.
Гостья с генералами пришли ровно в десять. Рукопожатие – узкая ладонь с сильными пальцами без украшений. Трижды мы прикоснулись щеками друг к другу. Затем тот же ритуал с генералом Голь Ака. У меня в руках оказался сверток в магазинной упаковке, перевязанный розовой лентой. Анахита кивнула генералу, и тот пояснил:
– Когда официально идешь к Раису, то впереди себя надо гнать стадо барашков, либо, как символ их, нести с собой каракулевую шкурку. Таков наш обычай.
Я поблагодарил, заметив, что обычай – хороший.
В последнее время я неоднократно встречался с Анахитой Ротебзак – в нашем ли посольстве или в столичных резиденциях. И всегда она была ко мне подчеркнуто официальна. Сейчас иное дело – приветлива, непосредственна. И это помогло мне избавиться от давившей поначалу нервозности, причина которой – я не сразу это понял – крылась в недавнем наставлении Андропова насчет поведения с «первой дамой» официального Кабула.
Высокая прическа, черные волосы с проседью, большие миндалевидные глаза, правильный овал лица, совсем немного косметики, тонкий аромат французских духов. На стройной фигуре серый с искрой костюм английского покроя. Она была, действительно, эффектна и красива.