– Константин Устинович, вряд ли их можно идейно и организационно объединить.

– А мы объединим. Ленинское ученье всесильно. И авторитет Леонида Ильича в мире велик.

Уж не знаю, что именно подразумевал Черненко под этими аргументами в качестве средства для объединения крыльев партии, да только он продолжал:

– Леониду Ильичу очень понравилось выступление Бабрака Кармаля на XXVI съезде КПСС! Какая воинственность! Какой революционный пыл! Какая вера в победу! Его надо поддержать,- твердо и настойчиво обязал меня Черненко. А мне вспомнились слова Черемных про конька, которого надо менять.

– С Послом будьте дипломатичнее, – продолжал наставлять Константин Устинович. – Ведь он мусульманин, самолюбивый человек. Не отталкивайте от себя и «ближнего» представителя. Мы вас поддержим. Вам предстоит получить советы еще и от товарища Устинова. А карта…- и он опять перешел на простецкий говор – Я вот, бывает, вспоминаю свою службу на заставе в Киргизии. Был у нас там начальником заставы то ли Тупышкин, то ли Путышкин, память стала подводить… видно, староват стал, – слегка кокетничая сказал он, ожидая, что я, конечно, отвергну такое предположение; но я не отверг, хотя взглядом своим пытался дать ему понять, что включился в его игру… А он продолжал:- Соберет, бывало, нас в Ленинской комнате, развесит огромную карту нашей заставы и принимается нас тренировать, в теории конечно. Практикой-то мы занимались на воздухе. Так вот, значит, возглавлял я тогда партячейку, а в бою командовал мангруппой («маневренной группой». – Лет.)… Э-эх, бывало: «По коням! Шашки – к бою!»

И в глазах старика засверкали искры. Он еще рассказывал некоторое время о том, как рубали они басмачей, а я, глядя на него, думал о том, что вот сидит передо мной воин-ветеран и я вполне его уважаю. Но что, если он все врет, старый пасечник? Что тогда?

Черненко опять поразил меня своей догадкой:

– Поди, сидишь, слушаешь и думаешь: привирает старик, а?

Я глупо промолчал.

– Да, много всего в молодости было. А теперь, – и он обвел взглядом свой стол, – папки, бумаги, и опять папки, и опять бумаги. Сколько тут разных судеб… Ну ладно, карты – забирай. Они тебе пригодятся в Афганистане. – И тут же другим тоном, вежливо, но без всякой простоты:

– Приятно было с вами побеседовать.

Он встал, подошел ко мне, взял под локоть и, проводив до двери, тяжеловато протянул свою руку и пожелал мне всего доброго.

В приемной передо мной вытянулся полковник и доложил:

– Я из секретариата министра обороны Маршала Советского Союза Дмитрия Федоровича Устинова. Он вас ждет у себя в кабинете.

В приемной министра мне задерживаться не пришлось. Дверь передо мной тотчас отворилась, и, к великому моему удивлению, министр вышел из-за своего стола и тяжело, медвежьей походкой пошел мне навстречу, чего прежде никогда ради меня не делал. Поздоровался и задал совершенно неожиданный вопрос:

– Александр Михайлович, а вас, оказывается, хорошо знает Леонид Ильич. Почему вы мне раньше ничего об этом не говорили?

– Да как-то не к слову было, не к делу, Дмитрий Федорович.

– Вы, оказывается, неоднократно встречались с ним во время службы в Чехословакии?

– Да, я многократно докладывал Леониду Ильичу обстановку в ЧССР. Он всегда внимательно выслушивал меня: и когда мы говорили о кадрах, и о военной политике, и о многом другом, касавшемся Чехословакии в те годы.

– Ну вот видите, а я этого и не знал.

Я подумал: неужели только ради этого министр обороны и вызвал к себе Главного военного советника в Афганистане? Мне была неприятна наигранная любезность Устинова, этого опытного царедворца, паркетного Маршала Советского Союза. Но в то же время я видел, как, подминая меня под себя своей фальшивой теплотой, министр переигрывает меня в жизни, дурачит что ли. А что поделаешь: он действует по логике своей жизни и у меня нет оснований сомневаться в искренности его поведения. Тут, в кабинете министра, театр высокого класса – с полным перевоплощением, не то что в Кабульском дворце, где играют/как в нашей клубной самодеятельности.

– Когда летите? – мягко спросил Устинов.

– Сегодня.

– Ну что же, мягкой посадки, – не в меру ласково произнес министр и продолжал еще мягче:

– Все, что надо, мы отсюда дадим. – И уже со сталью в голосе: – Леонид Ильич надеется на нашу скорую победу в Афганистане. Оправдайте его доверие!

Мы попрощались.

Через два часа я уже был на военном аэродроме имени В.П. Чкалова близ города Щелково. На борт Ту-134 я не пригласил ни Табеева, ни Спольникова – желания разговаривать с ними у меня не было. Со мной находились только Анна Васильевна, Илмар Янович Бруниниекс, мой помощник Алексей Никитич Карпов и моя охрана из четырех десантников.

В полете я думал о том, что, не раздайся тогда в Ореховой комнате спасительный звонок Черненко, на должности ГВС уже мог находиться другой человек.

Что же произошло?

Вероятно, дело обстояло так. Леонид Ильич поинтересовался у Черненко ходом заседания Комиссии ПБ по Афганистану. Спросил, кто там сейчас Главный военный советник. И, услышав мое имя, порылся, вероятно, в своей памяти и вспомнил наше с ним общение во время чехословацких событий, когда я неоднократно докладывал Генсеку о положении дел.