Они до сих пор испытывали взаимную ревность, особенно в силу различного их положения в иерархии руководства ДРА.

Часа два продолжалась наша беседа. Все подобные встречи во многом похожи одна на другую. Оба мы в какой-то степени хитрили, каждый пытался провести свою линию. Иногда это удавалось Бабраку, но чаще – мне. Как-никак за мной была Москва… (Кстати сказать, стенограммы всех этих бесед у меня имеются.)

В конце беседы Бабрак предложил пообедать. Я опять было заподозрил неладное. Но когда мы вошли в столовую, а стол уже был накрыт, но фужерам я понял, что пить будем, вероятно, только сок. Ну и хорошо. Слава Аллаху!

Начали обедать. Закуски, салаты, крабы, которые Бабрак очень любил. На первое он предпочитал суп из лапши с куриными потрохами, а на второе – плов. Закончили обед манговым соком.

За трапезой Бабрак, как бы между прочим, сказал, что если кто-то не будет выполнять его указаний, того отправит в тюрьму Поли-Чорхи или на гильотину.

Я напомнил Генсеку, что Максимилиан Робеспьер многих отправил в тюрьму-подземелье, либо на гильотину, а в конце концов и сам…

– Знаю-знаю! – и Бабрак продолжил: – Мы Восток… мусульмане… У нас все иначе… – Но, будто спохватившись, добавил: – Мы ленинцы. – Глаза его сверкнули и уже тише, почти заговорщически, он продолжил: – Леонид Ильич, Юрий Владимирович, Дмитрий Федорович (при этом имени он поглядел на меня как-то по-особенному, мне показалось с некоторым лукавством), Андрей Андреевич учат меня как надо укреплять и развивать завоевания великой Апрельской революции.

В тот момент ему явно не хватало фужера для тоста.

Я ушел от Бабрака с уверенностью, что мне удалось убедить его в возможности установления власти на всей территории страны уже в этом году, причем без выставления стационарных гарнизонов от 40-й армии и ВС ДРА (что с легкостью обещал ему Табеев). В то же время от меня не ускользнула какая-то необычная возбужденность Бабрака, да и по-прежнему непонятным казался его вид: в униформе при оружии. Да еще эта усиленная охрана повсюду в коридорах и у дверей в дворцовые комнаты.

Поздно вечером – а это была суббота – я находился на вилле. Мой адъютант майор Бурденюк Валерий Евгеньевич и водитель «мерседеса» сержант Леня Артамонов отдыхали от службы на втором этаже виллы в своих комнатах. Анна Васильевна работала в моем кабинете (она в то время писала книгу «Логико-эмоциональный анализ художественного произведения»). Подъехал Бруниниекс с очередным донесением. Я читал его сидя в холле, редактировал – как вдруг погас свет. Завыли сирены и обрушился шквал огня.

Такое бывало и раньше. В сентябре после наших успешных боев в ущелье Пандшер, затем после разгрома моджахедов в кандагарских виноградниках… Те атаки с большими для душманов потерями были отбиты – охрана виллы прочна, надежна и хорошо вооружена.

Однако этот обстрел отличался особенной силой.

Бурденюк и Артамонов опрометью спрыгнули вниз и выбежали из виллы, на случай если понадобится усилить оборону. Анна Васильевна тоже сбежала со второго этажа в холл. Я схватил трубку телефона – не работает. Тогда – к «булаве». Связался с Черемных, который находился еще в офисе. Он отчеканил:

– Посылаю батальон на подкрепление…

– Саня! Мне страшно, – и Анна Васильевна заплакала навзрыд.

Что я мог сделать в тот момент?!

– Спокойно! Спокойно, мать, охрана выстоит… – И молнией мелькнуло-в мозгу: у меня даже нет при себе оружия на всякий случай – не в плен же сдавать себя и жену этим бандитам!

– Саня! – продолжала плакать жена. Ее голос прервал разрыв снаряда.

Глухой тяжелый удар потряс виллу… Очевидно, били из безоткатного орудия… Посыпалась штукатурка, зазвенели стекла, запахло горелым… Снаряд взорвался на втором этаже в спальне… Храни нас, Господи…

– Ложись! – на пределе голосовых связок, как будто передо мной был полк, а не два человека, – крикнул я Анне Васильевне и Бруниниексу.

Снаряды рвались один за другим. Дым, гарь… Казалось, мы – в ловушке. По стенам виллы барабанили осколки.

Беспомощные и охваченные страхом, лежали мы на полу.

И вдруг:

– Ал-ла-аа Акба-а-ар! А-а-а!

Это – атака, развязка близка… Но вот мы все отчетливее слышим нарастающий гул моторов и стрельбу автоматического оружия. Пули бьют по стенам, по крыше, по еще уцелевшим остаткам стекол в окнах и дверях.

Похоже, на выручку идет батальон десантников. Спасены.

– Мать, мы будем жить, – и я обнял дрожащую и плачущую жену.

Минут 40-50 длился тот бой. Мы с Анной Васильевной чувствовали себя опустошенными и обессиленными. Рядом с нами находились Бурденюк и Артамонов с автоматами, Бруниниекс – тоже потрясенные пережитым.

Ветер гулял по холлу. Всюду битое стекло. Двери и оконные рамы сорваны. Пахнет дымом, как после пожара.

Атака была дерзкой. Но и охрана, конечно, оказалась на высоте, да и десантный батальон подоспел вовремя. И все же не обошлось без потерь…

Почерк проведенной атаки, ее внезапность и интенсивность говорили о новых, еще непонятных нам намерениях противника.