Шрифт:
– Я возьму с собой великолепное патентованное средство от всякой нечисти, - успокоил Кирилл, - Так вы согласны, Евгения?
– Очень заманчиво, - помолчав, вполне серьезно ответила она.
– Вы же свободный художник, - с жаром уговаривал Кирилл.
– Поехали? Я скоро буду билет на самолет заказывать. Я закажу два, Евгения?
В трубке что-то затрещало, послышался еще один голос, тоненький, детский. Кирилл терпеливо ждал.
– Моя Олька хочет спать, - сообщила Евгения.
– Вы веселый человек, Кирилл! Вы меня развеселили... Я рада, что вам позвонила. Спокойной ночи!
– Женя! Евгения!
– закричал в трубку Кирилл.
– Давайте завтра встретимся? Где хотите! Утром, днем, вечером... Может быть, сейчас? Вы меня слышите? Женя, Евгения! Скажите хоть, где вы живете?
– Я позвоню, - совсем тихо сказала она, и он понял, что она улыбается.
Он хотел спросить, когда и в какое время, но она уже повесила трубку. Только сейчас Кирилл почувствовал, что горит вспотевшее ухо, так крепко он прижал к нему трубку.
Кирилл сидел на полу, покрытом старинным ковром, с телефонным аппаратом на коленях и бездумно смотрел на незашторенное высокое окно. Он видел влажную крышу с антенной, сразу за ней вздымалась глухая, кирпичная стена с квадратными амбразурами. В них жили голуби. А над стеной, где густо темнел клочок неба, мерцала голубоватая звездочка.
Снова требовательно зазвонил телефон. Мельком взглянув на часы, было около одиннадцати, Кирилл схватил трубку.
– Я вам звонил, у вас было долго занято, - забубнил знакомый тусклый голос.
– Вы не с Евой разговаривали?
– А что вы будете делать, если от вас жена сбежит?
– поинтересовался Кирилл.
– Мне не до шуток.
– Это не шутка, - сказал Кирилл.
– Спокойной ночи!
– повесил трубку.
Даже такой мрачный тип, как Кругликов, в эту минуту не смог ему вновь испортить настроение.
Кирилл верил, что полоса невезения кончилась: яркий солнечный луч пробил серую мглу и теперь все будет хорошо. Должно быть все хорошо.
4
Ева со скучным лицом стояла перед деканом в просторной комнате канцелярии и смотрела в окно. Короткая замшевая юбка высоко открывала ее длиннущие прямые, как сосновые стволы, ноги. В университетском дворе худощавый парень в джинсах и белокурая девушка в белой войлочной панаме, которые носят на черноморских курортах, растягивали длинную металлическую ленту, посверкивающую на солнце. Команды им подавал пожилой мужчина, стоящий возле небольшого прибора на толстой желтой треноге. Мужчина нагибался и смотрел в окуляр, потом что-то говорил подсобникам, и те послушно передвигали с места на место длинную белую рейку с черными делениями.
– В этом году, Кругликова, вы пропустили сорок две лекции, - говорил декан, коренастый круглолицый мужчина в вельветовом пиджаке. Волосы у него зачесаны назад, но с высоты Евиного роста видна просвечивающаяся лысина. Декан тщательно избегал смотреть на ее ноги, но Ева чувствовала, что смотреть ему на них очень хочется. Девочки говорили, что декан не совсем равнодушен к красивым студенткам, и многие старались на экзаменах попасть именно к нему. Перед экзаменами ходили в парикмахерскую, делали маникюр и надевали юбки. Слух шел, что декан не любит девушек в брюках.
– ...Вы, Кругликова, чемпионка факультета, - доносился до нее приглушенный голос декана.
– Больше вас никто не пропустил без уважительной причины столько лекций!
"Надо бы присесть, - лениво подумала Ева.
– Тогда он волей-неволей будет на мои ноги смотреть..."
Но присесть на стул у двери было неудобно, ведь декан был на ногах. Он неторопливо мерял шагами квадратную комнату, увешанную расписаниями, графиками посещаемости и успеваемости иностранного факультета, одна рука его была засунута в нагрудный карман, будто там у декана лежала ведомость с фамилиями злостных прогульщиков.
– Вы что, учиться не хотите?
– остановился он перед ней.
Конечно, честнее всего было бы сказать ему правду: да, она не хочет учиться. Ей надоело ходить в университет, сидеть на лекциях, толкаться в коридорах, выслушивать болтовню однокурсниц и остроты заумных студентов, корчащих из себя будущих гениев... Тесно ей в лекционном зале, тянет на улицу, на простор... Но так говорить нельзя. Декан ее не поймет. А если и поймет, то все равно ничего не изменит...
– Жизнь такая беспокойная, - сказала Ева.
– То да се...
– Великолепный ответ!
– воскликнул декан.
– Это все сразу объясняет: и вашу неуспеваемость, и пропуски лекций...
– Я больше не буду, - подумав, ответила Ева и состроила совсем детски-наивную гримасу. Она боялась рассмеяться.
– Кругликова, я вижу, с вами бесполезно разговаривать...
– Вы поговорите с моим отцом. Он все за меня решает... Это он решил, что мое призвание - английский язык.
– А вы как считаете?
– спросил декан.
– Какое же ваше истинное призвание?
– Его взгляд окинул ее с головы до ног.