выбираете... Не будь вас, я бы купил тоже самое. Честное слово. Безусловно, не в

такие короткие сроки. Ваш энтузиазм мне не переплюнуть. А характеристики той

или иной вещи... Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Что бы обо мне

тогда подумали?

– Они бы подумали: что этот красавец-мужчина нашел в этой замухрышке, только

и умеющей что кривляться и юморить.

Лицо Максима Георгиевича стало серьезным. Он крепко сжал мои руки, притянул

меня ближе, так что моя задрапированная шарфом грудь касалась его, бурно

вздымающейся, и с легким раздражением произнес:

– Мне плевать, что подумают другие. Людям лишь бы языками почесать да сделать

выводы - зачастую поспешные и ограниченные. Разве им понять, что я чувствую,

когда смотрю в эти огромные карие глаза, вижу эту по-детски наивную искреннюю

улыбку, от которой захватывает дыхание, вдыхаю манящий аромат дивных волос...

Его слова, произнесенные тихим хриплым голосом, завораживали меня настолько,

что на какое-то время я выпала из реальности, забыла, где нахожусь, что вокруг

люди и они могут смотреть на нас. Я совершенно потеряла голову. Одной рукой

Максим Георгиевич обхватил меня за талию, другую осторожно положил мне на

затылок. Когда ко мне, наконец, пришло осознание происходящего, мы уже вовсю

целовались.

– Простите. Вам завернуть эту картину или вы посмотрите еще?

Максим Георгиевич чертыхнулся, с явным сожалением отрываясь от моих губ. На

мгновение закрыл глаза, выравнивая дыхание. Затем, не выпуская меня из

объятий, он повернул к продавцу-консультанту невозможно-серьезное лицо:

– Мы ее берем. Спасибо.

Ужинали мы в тихом уютном ресторанчике на углу дома Максима Георгиевича.

Я заказала салат и воду. Негоже предаваться чревоугодию на глазах у мужчины,

чье тело, без единого грамма жира, могло дать фору любой голливудской звезде.

Услышав мой заказ, Максим Георгиевич нахмурился, отодвинул от себя меню и,

жестом попросив официанту оставить нас, накрыл ладонью мою руку.

– Вы не голодны?
– спросил он, испытующе глядя на меня.

– Вообще-то я готова слона проглотить, - призналась я, жалко улыбнувшись.

– Тогда в чем дело? То, что вы заказали, я схомячу в одну секунду. И сытостью тут и

не пахнет.

– Я... на диете, - опустила я глаза.

Я не люблю врать. Но что я могла ему сказать? Что мне неловко в его присутствии

жадно набрасываться на еду? Что стесняюсь своих пышных форм и готова продать

почку, - вот что эта чертова пропаганда делает!
– чтобы хоть немного походить на

Венеру Милосскую - мой идеал красоты? Да, определенные идеалы у меня есть. А я

говорила обратное?

– Саша, послушайте. Вы - умная девушка. Хоть вы не поддавайтесь влиянию этих

дурацких стереотипов. У вас прекрасная фигура...

– И это говорит мужчина, который был женат на фотомодели, - грустно

усмехнулась я и тут же прикусила язык.

Блин! И кто меня за язык тянул?

На скулах Максима Георгиевича задвигались желваки.

– Вы хотите поговорить об этом?
– он отпустил мою руку, откинулся на спинку

стула, наблюдая за мной из-под нависших бровей.

Я посмотрела на свою руку, которую он только что держал в своей, одиноко

лежащую на белой скатерти и казавшуюся беззащитной без его надежной ладони.

– Нет, - произнесла я, сжимая ее в кулак.
– Это ваша личная жизнь. Я не имею

права в нее вмешиваться.

– Вы имеете на это право, Саша. Как никто другой. Но... все это слишком сложно.

Мне нелегко об этом говорить.

– Я понимаю, - я закусила губу.
– Может поговорим о чем-нибудь другом?

Внезапно он выпрямился, вновь завладев моей рукой, и прижался к ней губами.

Встретил мой взгляд. Отвел с лица непослушный локон и бережно заправил его за

ухо. А мне жутко захотелось коснуться его лица, разгладить пальцами горькую

складку между бровями, поцеловать морщинки на лбу, в уголках глаз.

– Саша, обещаю, что я все вам расскажу. Но не сейчас. Не сегодня. Я не хочу, чтобы

кто-либо вставал между нами...

Я подумала о Паше. Он даже не брал его во внимание. Словно его и не

существовало вовсе. Как это вообще понимать? Ему плевать, что я помолвлена?