Шрифт:
– Прости, что пришлось уехать, - раздался над ухом пашкин голос (я едва сдержала
вздох облегчения).
– Я заглажу свою вину. Обещаю. Хочешь, сходим в кино? Или
может быть в ресторан?
Я крутанулась в кольце его рук, обняла за шею и чмокнула в улыбающиеся губы.
– А что хочешь ты?
– спросила я, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц.
– Ты же знаешь, мои желания более чем банальны: пиво, чипсы, телевизор и ты
под боком.
– Годиться, - улыбнулась я.
Он притянул меня ближе и впился в губы полным желания поцелуем. Мне было
больно, но я не отстранилась. Я чувствовала себя предательницей. И была готова
терпеть все - лишь бы хоть как-то загладить свою вину перед ним.
Паша мне очень нравился. Я действительно его любила - может быть не той
любовью, какой полагается любить... Он уважал мое желание не вступать в
половые отношения до брака. Я очень ценила это и старалась не искушать. Порой
он с трудом сдерживался - я это видела - и все же вовремя останавливался. Дальше
поцелуев у нас дело не заходило.
Я даже представить себе не могла, что близость мужчины может быть такой
сладостной, опьяняющей, сводящей с ума. Рядом с Максимом Георгиевичем я
действительно теряла голову. Мысли путались, сердце замирало от малейшего его
прикосновения. С Пашей я ничего подобного не чувствовала. И списывала все это
на свою фригидность. Подумать только! Ведь я считала, что не способна на страсть
и влечение. Мне было приятно, когда Паша целовал меня. Но не более.
Да что же со мной происходит? Почему мне больно, когда я думаю о возможном
расставании с Максимом Георгиевичем? Почему так много думаю о нем,
анализирую наши с ним отношения? По большому счету мне должно быть все
равно, что происходит в его жизни, есть ли у него женщины или нет, что он
чувствует ко мне.
Но как приказать сердцу отказаться от него? Внушить ему, что у наших отношений
нет будущего? Как запретить ему любить?
ГЛАВА 6
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
And it's confusing me
I find it hard to make a choice or two
И меня всегда сбивает с толку,
Надобность выбирать одно из двух
Bosson "Walking"
Приближались новогодние праздники. Однако в нашей школе никаких празднеств
по этому поводу не устраивали. На мой вопрос "почему?" Инна ответила, что с
приходом нового директора - то есть уже практически два года - любые праздники,
кроме разве что нескольких, игнорировались. Не выдавались подарки, премии и
прочее, что обычно сопутствует этому.
Я не могла не поинтересоваться у Максима Георгиевича о причине такого
отношения. На что услышала целую лекцию о корнях того или иного праздника.
Историк, блин.
По его словам, ель, к примеру, у древних кельтов почиталась за дерево, наделенное
магической силой. Поэтому ее считали обиталищем лесного духа, дружба с
которым была очень ценна для людей, зависящих от благосклонности леса. Чтобы
задобрить это божество, они собирались в период зимнего солнцестояния перед
самой старой и могучей елью и развешивали на ее ветвях человеческие
внутренности (фу, какая гадость!), а саму ель обмазывали кровью. Это, по словам
Максима Георгиевича, и стало прообразом современных елочных игрушек.
В общем, не буду вдаваться в подробности. Но звучало это более чем убедительно.
И все же я заартачилась.
– Ну хорошо. С Новым годом все понятно. Я и сама его не особенно люблю: это
вранье с Дедом Морозом (о нем, кстати, Максим Георгиевич тоже кое-что
рассказал) меня всегда раздражало. Но 8 марта? Чем вам этот праздник не угодил?
Максим Георгиевич усмехнулся.
– Александра Юрьевна (на работе мы придерживались установленного этикета и
называли друг друга по имени и отчеству), вы действительно хотите поговорить об
этом? И будете не только слушать, но и слышать?
– В смысле?
– нахмурилась я.
– Понимаете, я историк. И могу вам много чего рассказать. Но примете ли вы это?
Вы готовы отказаться от того, что на протяжении долгого времени вам внушалось