Шрифт:
Мартынов достал из кармана небольшой блокнот и неторопливо нашел нужную страницу.
— Недавно в комбинате состоялся совет директоров, где как раз стоял вопрос о необходимости сокращения бумажного потока. Я зачитаю вам сейчас несколько цифр. Так вот. За прошлый год комбинат получил около 20000 писем и деловых бумаг. Из них — 536 приказов, постановлений и распоряжений министерства. Полтора приказа в день! Многовато! Своим подведомственным предприятиям и другим организациям комбинат отправил 8230 бумаг. Это не считая оперативной плановой отчетности, различных сводок, анализов производственной деятельности и так далее. Теперь проделайте простейшие арифметические действия и решите: можно ли сократить на шахтах инженерно-технических работников, которые заняты составлением ответных писем…
ВОПРОС: Может быть, поэтому у нас не хватает бумаги для издания хороших книг?
— Видимо, это одна из причин. Но не самая существенная и не самая обидная для всей нашей экономики…
Запись шестая
— Хочешь, познакомлю тебя с интересным человеком? Рядом живет…
— Кто он?
— Ученый!
— Ученый? А где работает?
— В комплексно-механизированной лаве. Горнорабочим. А вообще-то он твой коллега. Языковед. Зайдем!
Не дожидаясь моего согласия, директор свернул в какой-то переулок и через несколько минут мы вошли в подъезд двухэтажного деревянного дома. Видимо, Павел Ефимович бывал здесь не раз, поскольку безошибочно подошел к нужной двери и позвонил.
К нам вышел молодой еще человек невысокого роста, смуглолицый.
— Что же вы не предупредили? — темпераментно прокричал он. — Я бы шашлык приготовил! Входите!
— Шел мимо, решил заглянуть, — сказал Мартынов. — Вот познакомься с товарищем…
Человек протянул мне худую маленькую руку, не похожую на руку горняка, и, дружелюбно улыбаясь, представился:
— Муртаз Магомедов.
Когда мы вошли в комнату, а хозяин побежал за чем-то на кухню, Мартынов показал мне на письменный стол, где лежало несколько десятков ученических тетрадок, какие-то толстые книги, словари…
Муртаз Магомедов появился на «Промышленной» двадцать лет назад. Может быть, он попал бы на другое предприятие, если бы не одна маленькая деталь. Дело в том, что когда Муртаз ступил на северную землю, в кармане у него осталось всего 45 копеек. Две по двадцать и пять.
— Куда везешь за эти деньги? — спросил он, протянув кондуктору автобуса ладонь со всей своей наличностью.
— Как раз довезу до «Промышленной», — ответила девушка, и тут же оторвала полоску голубеньких билетов.
— Между прочим, у меня сегодня день рождения, — добродушно сообщил Муртаз. — Думаешь, зря говорю? Смотри! — Парень достал паспорт и прочитал, что он, представитель малюсенькой кавказской национальности агульцев, Муртаз Магомедов, родился именно этого мартовского числа 1937 года в горах Дагестана. — Бывает же так, что в день рождения начинаешь новую жизнь в незнакомом месте, — закончил он и задумался.
— А откуда сейчас? — поинтересовался какой-то мужчина, вступая в разговор, чтобы как-то скоротать время полуторачасовой езды по кольцевой дороге. — Видимо, с юга. Легковато одет…
— С Кавказа, — охотно ответил Муртаз. — Познакомился с экономической географией и решил приехать сюда поработать…
— Теперь дела у вашего брата пошатнулись, — встряла в разговор немолодая женщина, обнимая огромную кожаную сумку, которая покоилась у нее на коленях. — Вина нынче во всех магазинах — залейся. Годов пять-шесть тому — вот это да! — делали деньги твои земляки.
— Какие земляки? — спросил Муртаз обиженно, поскольку почувствовал, что эта тетя отнеслась к нему пренебрежительно.
— Которые на рынке торгуют. Фрукты продают, вразливную винишко…
— Я не торговец, — сказал Муртаз с негромкой угрозой в голосе. — Нельзя так, тетя… — Он причмокнул языком, недовольно покрутил головой и, не дав разгуляться своему темпераменту, сунул нос в воротник старенького демисезонного пальто, стал смотреть вперед через стекла водительской кабины. Все остальные стекла были сплошняком разрисованы толстым слоем морозной графики.
Муртаз почувствовал, что март здесь отнюдь не кавказский, где в это время уже буйно цветут сады. Ноги в легких сапогах очень скоро основательно замерзли.
Больше он ни с кем не говорил в автобусе: тетя с сумкой испортила настроение. Он мог бы сказать ей «пару ласковых», Но ведь не станешь всем пояснять, какую жизнь прошел. Не будешь плакаться и доказывать, что четырех лет остался круглым сиротой, скитался по горным тропам и забытым селениям, голодал. Потом попал в детский дом, где хорошо кормили, учили и одевали. В шестнадцать стал токарем на машиностроительном заводе имени лейтенанта Шмидта в Баку, год спустя, когда партия начала освоение целинных земель, первым подал заявление в комитет комсомола, в первых эшелонах новоселов прибыл а Казахстан, первыми тракторами добирался к месту, где в снегу торчала табличка с корявой надписью: «Совхоз Родниковский», а сам совхоз существовал только еще в чертежах. Первым ставил палатки в тех местах, был первым заведующим клуба. Клуб тоже располагался в палатке и служил единственным местом развлечения, пока построили клуб из досок, а потом из бревен. Его первым послали учиться в Барнаульский техникум культпросветработников, в котором за четыре года учебы он многое познал и понял из того, что ему следовало знать на будущее. В Барнауле познакомился с финской девушкой — Сайми. У нее была очень похожая, детдомовская судьба. Без долгих раздумий они поженились. Когда должен был появиться третий член семьи, они решили, что надо заехать на родину Муртаза. Тем более, что отыскалось много родственников, которые звали к себе, клялись в любви и преданности. И они действительно предлагали целые особняки, но при одном условии: Муртаз должен отказаться от жены и выбрать себе самую лучшую агульскую девушку. Он остался с Сайми и крайнему югу предпочел Крайний Север…