Мартынов прикинул все плюсы и минусы, посоветовался с учеными и пришел к выводу, что породу лучше вывозить в тундру автосамосвалами, хотя по предварительным подсчетам получалось экономически дороже. Выходило, что на отвозке породы должны работать круглосуточно две машины. Вначале так и сделали. Но тут же директор провел наблюдения и установил, что один самосвал большую часть времени возит в поселок незаконно добытый уголь. Там шофер продает уголь желающим и делит «калым» с напарником.

Павел Ефимович ничего не говорил водителям. Он только приказал начальнику погрузки заделать все «течки», через которые утекал и разбазаривался уголь. Как только «течек» не стало, сразу выяснилось, что двум самосвалам работы на вывозке породы явно недостает. Одну машину сократили. Породу теперь успевают вывозить в тундру одним самосвалом в две смены. Это выгодно шахте. Потух романтический «вулкан»…

А Коля Дружков на самом деле уехал в Москву. Двенадцать лет проработал в шахте, а потом собрался в один день и укатил в столицу искать свое трудное поэтическое счастье.

За час до поезда Николай забежал в редакцию проститься и оставил мне стихи, посвященные молодым горнякам «Промышленной».

Очень трудно взрослым людям приезжать в места своего детства. На последних километрах, когда за окном вагона начинают мелькать знакомые дома, колокольни, деревья, вдруг ощущаешь давящую боль в сердце. Там, за окном, твой потерянный мир. Там существуют места и приметы, близкие и понятные тебе одному. Там случайно встретишь девочку, с которой учился в седьмом классе и которой писал трепетные записки: «Я люблю тебя». Теперь эта девочка ведет за руку другую девочку. И уже не дочку, а внучку. А дочку ты не видел никогда, потому что три минувших десятилетия скитался по чужим краям, был силен и молод, не задумывался о том, что уходят годы и ты стареешь. Теперь эта девочка-бабушка вдруг напомнит, что скоро уже и самому уходить на пенсию, что все так молниеносно пролетело и больше не повторится никогда.

Пожилой человек со звездой Героя идет по улице своего детства. Нижние венцы отчего дома совсем подгнили, почернела крыша, истлела и переломилась антенна детекторного приемника, которую ты пристроил когда-то на верхушке тополя; дорожка от дома к колодцу становится все уже, зарастает травой (старику достаточно ведра воды на неделю); сам он, любимый старик, с каждым твоим приездом все больше горбится, все меньше живого блеска остается в его глазах; отца уже не интересуют подробности твоей жизни, для него важен сам факт существования сына, а детали не имеют того значения, какое имели в те времена, когда он считал, что может учить тебя уму-разуму. Теперь он признал твое превосходство. И от сознания этого превосходства грустно…

Здесь, в маленьком городке, выбился из земли твой родничок и потек в неизвестность. Здесь в начале тридцатых годов ты, раскрыв рот, впервые слушал рассказы Алексея Гавриловича Школина о горняцком труде.

Алексей Гаврилович редко появлялся в городе, где жила его семья: он трудился на строительстве Московского метрополитена. А когда приезжал на несколько дней, в его дворе собирались любопытные мальчишки. Они зачарованно слушали рассказы о подземных коридорах и станциях, по которым скоро пойдут поезда.

Школин казался волшебником. Ты верил каждому его слову, но все еще не мог представить, что под огромными домами Москвы могут ходить поезда и двигаться люди, не боясь заблудиться или задохнуться. Как бы там ни было, но ты решил, что сам станешь создателем сказочных городов. Только побыстрее бы закончить семь классов!

Самым близким отправным пунктом оказался Сызранский горносланцевый техникум. В августе 1938 года ты подговорил своего друга отправить документы в Сызрань. Каждый день забегали к Алексею Гавриловичу Школину, приехавшему в отпуск, делились своими тревогами. «Не выйдет из вас горняков, — подтрунивал проходчик. — Туда подбирают знаешь каких ребят! Как в Морфлот! Однако же время еще есть. Подрастете, окрепнете…»

Ты выдержал вступительные экзамены. До начала занятий оставалось еще три недели. Их надо было как-то прожить. Тогда ты прослышал, что многие студенты старших курсов промышляют в порту. Работа там трудная, до седьмого пота, до кровавых подтеков на плечах. Но эта работа помогала жить, учиться, выходить в люди. И ты познакомился с работой портового грузчика, чтобы стать горняком.

И вот первая практика, первая встреча с подземельем. Преподаватель горного дела, старый усатый штайгер Минухин повез студентов на Кашпирские сланцевые шахты. В тот же день ты узнал от своего учителя, что место это историческое, легендарное. Здесь, на высоком берегу Волги, Стенька Разин кашу варил, пир пировал…

Правда, шахта несколько отличалась от тех подземных улиц, о которых рассказывал Школин, но к тому времени ты уже понял, что в жизни все значительно сложнее, чем в сказках и книгах о сокровищах и подземных царствах. Поставили работать крепильщиком ремонтной бригады. Здесь уже нужны были знания, практическое умение запилить зуб, сделать замок крепежной рамы. Это дается не сразу, не с первого часа…

Утром следующего дня в конторке были выписаны мелом на доске заработки рабочих. Все студенты рембригады заработали по 3 рубля 15 копеек. Против твоей фамилии стояла цифра 3—20…