Такая дивная женская особенность - доводить мужчину до раздражения и крика, и чуть заслышав его злой рев, уподобляться овце, идущей на убой. Лже Джек отвел меня к морю, как и обещал. Впрочем, он содержал и обещание не целовать меня. За весь вечер он не дотронулся своими губами ни до одной части моего тела. Так замечательно знать, что ты можешь быть в полной безопасности с человеком, тебе с ним будет хорошо, а ты не обязана ему ничем, он тебя никогда не обидит и не позволит себе лишнего. А чуть что не так, можно смело отвесить ему пощечину и дуть свои большие губки в возмущении. Это, кажется, называется подкаблучник, но куда там! Я же не ношу каблуки.

Мы сидели уже возле дельфинария, сидя прямо на камне перед открытым холодным морем и жевали сосиски в тесте.

– Скажи, а ты всегда такой?

– Какой?

– Ну, - откусила я еще кусок, - необычный.

– Только когда влюблен или в отпуске.

– Так ты влюблен?
– улыбнулась я, вставая с камня и пересаживаясь на скамейку чуть дальше.

– Нет, у меня отпуск.

Я испачкала его лицо в кетчупе от сосиски:

– Как грубо!

Мы посмеялись друг над другом, он поднял меня на руки и поднес к воде.

– Скажи, что любишь меня!
– заорал он на весь пляж.
– Говори, нето я скину тебя в воду на съедение медузам!

– Я люблю!
– что есть силы завопила я вне себя от страха, хоть и чувствовала его сильные руки и не верила, что он меня отпустит; меня пугал лишь алкоголь в нем.
– Я люблю тебя, Джек!

В миг лицо Джека изменилось, он прижал меня сильнее к своей груди и прошептал:

– Ах, бессердечная маленькая девочка.

Он опустил меня, ноги подкосились. "Мне повезло, что он не скинул меня в тот же момент" - пронеслось в голове.

– Макс, прости, я такая глупая!

– Все в порядке. Ты же не виновата, что отдала себя другому задолго до меня.

И вправду. Я сказала, как есть. Пусть лучше он знает, и мы не станем обманывать друг друга.

– Ну, что же ты так унываешь. Будто нет партии для зрелого мужчины лучше школьницы мелкой. Сегодня же твой день рождения! А ты тут киснешь...

– Скиснешь тут с тобой, - он потрепал меня по щеке.

Мы пошли дальше и забрели в парк аттракционов. Как всегда, в холодную ночную пору здесь было ярко, шумно, но немноголюдно. Я завороженная рассматривала огни и редких прохожих. Тут было много пар, и мне отчего-то захотелось приобнять Джека:

– Мне просто холодно, - сказала я ему.

А он и не спрашивал ничего. Просто медленно шел, озираясь по сторонам и вздыхая.

– Скажи мне, милое дитя, - заговорил лже Джек, - а не хочешь ли ты прокатиться на колесе обозрения?

– Хочу.

Конечно, я хочу. Хочу, потому что никогда не каталась. Потому что его запустили только несколько дней назад. Потому что нет его. Потому что есть не тот, другой, такой похожий. Девушкам нужна романтика. Иногда (точнее, чаще всего) совсем неважно, кто дарит тебе эту романтику, если есть цветы и поцелуи...разговоры с обоюдным пониманием. А иногда ты влюбляешься по уши. Вот так банально и глупо, потому что ты дура или потому что он идеал. Почему же мы изменяем своей любви ежесекундно?

Джек взял мою руку в свою и улыбнулся, чуть повернув голову. Что-то скользкое, странное скользнуло в этом прикосновении. Мы сели в кабинку, промерзшую от холодного ветра и снега. Кроме нас еще несколько заполненных кабинок, но чувство такое, что мы тут одни. Морозец пробегает по нам. Я посмотрела в большие полные чувств глаза Джека. Они были грустными, снова. Мне захотелось сделать его день радостным и приятным. Колесо поднималось выше и выше. На миг, очень короткий миг мы зависли на самой вершине и посмотрели друг на друга. В этом свете звезд Макс был таким Джеком, от головы до пят. Он отвел взгляд вниз:

– Ты знаешь, я никогда не целовался на колесе обозрения.

– Бедный. А в кино?

– В кино целовался, - улыбнулся он.
– Часто, не с одной.

– Да ты бабник!

– Нет, что ты. Я - журналист. Ты перепутала.

– Ты - редактор.

– Редактор, бабник, журналист - какая разница?
– он нахмурился.
– У меня день рождения!

– И что?

– А то, что мне не весело сегодня.

– Ах, как мне жаль.

– Ты могла бы сделать вид, что тебе на самом деле жаль.

– Это правда, глупый Джек. Как мне тебя развеселить?

Он молчал несколько минут, молчал, молчал и заставил встать. Я стояла, каждую минуту готовая сорваться вниз на ледяную землю, что была так низко. Стало страшно.

– Я хочу, - сказал он, - чтобы ты села ко мне на колени.

И я села. Села, потому что стоять было слишком жутко и невозможно. Села быстро, больно вцепившись ему в голову:

– Сумасшедший!

– Зато теперь я счастлив, - он обнял меня за талию и уперся носом в шею.