Проснулся с ощущением приятной расслабленности и возрождавшейся силы. Чуть повернул голову — она смотрела вверх, а на ее губах дрожала странная улыбка, отрешенная от земных искушений и забот, точно она улыбалась своей судьбе. Ему припомнилось все, и от этого стало жарко, весело, сладко.

— О чем ты думаешь? — Хотелось услышать ее голос, убедиться, что она не придумана его издерганным воображением.

— О тебе. — И ответила она не ему, а все той же доброй судьбе. — Откуда ты явился, мой прекрасный сильный мужчина?.. Кто ты?

Он чувствовал, что она обращается не к нему, но все же ответил:

— Если бы я знал… Каждый размышляет об этом всю свою жизнь и уходит, так и не осознав, кем он был на этой земле…

Она медленно подняла руки, вытянула их над головой, словно пробуждаясь от летаргического сна.

— Неправда. Я знаю, зачем родилась… Чтобы встретить настоящего мужчину и родить сына, похожего на этого мужчину…

— И все?

— И все! В этом смысл женского счастья… А то, что пишут философы, пафосно изрекают эмансипированные интеллектуалки, всего лишь словесный туман, которым стараются, как одеждой, прикрыть голую бабью правду…

Она повернулась к нему, прижалась всем телом.

— Знаешь, какая книга произвела на меня незабываемое впечатление? Никогда не догадаешься! «Житие протопопа Аввакума»… Где-то в душе я верующая… Но сейчас важно не это… Когда спорят о жизни, о ее смысле, я всегда молчу, а про себя вспоминаю один эпизод из той книги… Брели они по глубоким сибирским снегам, мятежный протопоп и его верная протопопица. Аввакум рассказывает: «Я пришел, она меня, бедная, пеняет, говоря: „Долго ли муки сия, протопоп, будет?“» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти». Она же, вздохнув, ответила: «Добро, Петрович, еще побредем…» Я встретила тебя в электричке и уже ничего не ждала — только твоего звонка… А ты не звонил… Как мне было тяжело — никто этого никогда не узнает… — Она ткнулась лицом в его грудь, зашептала только ему одному: — А теперь я самая счастливая на этом свете… Будет трудно, смирюсь, скажу тебе: «Добро, Сережа, еще побредем…»

Он обнял ее крепко в порыве признательности. Спустя несколько секунд она легонько отстранила его руку.

— Подожди. Сначала ответь на мой вопрос: кто ты такой?

Сергей откинулся на подушку, задумался.

— Все очень просто. Ты — женщина, поддерживающая огонь в очаге, а я мужчина, который приносит добычу… Охотник. И по призванию, и по должности. Одно время мне казалось, что можно заглушить в себе призывные инстинкты к поиску, к бегу, к преследованию… Но гены предков сильнее желания… Отец мой работал в МУРе, он и завещал мне эту страсть… — Он замолк, глянул на часы. — Уже десять! Мне же сегодня надо быть в Сергиевом Посаде… Встаем!

— Встаем! — весело откликнулась она…

Быстро позавтракали. Сунув в дорожную сумку два бутерброда («Всякое бывает!»), Сергей поцеловал ее. Тихо-тихо спросил:

— Как тебя звать?

— Ты разве не заметил, когда мы вдвоем, имена не нужны?.. Ладно уж, знай: Бета.

Весь долгий путь до Сергиева Посада — и на улице, и в метро, и в электричке — Сергея не покидало почти наркотическое состояние беззаботной веселости, словно он где-то вошел в невидимое хмельное облако и оно потянулось следом, не отступало, забавляясь своей легкой властью над ним.

Сергиев Посад встретил его пыльным зноем и лениво тающим в мареве колокольным звоном. Перед ним открылась большая-пребольшая, многолюдная деревня, где из продмагов, изб, сараев, заборов и крохотных ларьков выстраивалась бесконечная, путаная вереница старых улиц и переулков. Только Троице-Сергиева лавра зыбко парила над всей этой ветхой обыденностью как божественный мираж, созданный буйным воображением фанатичного отшельника. Видение было настолько ошеломляющим, что каждый, оказавшийся в центре города, воспринимал его как реальность, пока смотрел вверх. Но стоило опустить взгляд, и видение пропадало — возвращались упругие очереди, злые крики, бездомные собаки и кучи мусора.

Овощной магазин, в котором работал сын Климова, находился неподалеку от железнодорожной станций. Накрашенная девица с пухлым, как подушка, лицом и ржавого цвета волосами пробасила из-за грязного прилавка:

— Не было сегодня. А придет ли — не знаю. Если очень нужен, езжайте на Лесную улицу. Он там живет.

Пришлось ехать. Через весь город в переполненном автобусе. Лесная улица была как лесная просека: беспорядочные ряды деревьев, поднявшихся по краям тротуаров, и пышные высокие кустарники за оградами укрывали своей зеленью рубленые дома. Номера домов выведены масляной краской на почтовых ящиках.

У дома, где жил сын Климова, толпились люди, стояли две легковые машины и огромная, как фургон, «скорая помощь».

Хмельное облачко вспорхнуло и исчезло, в душе колыхнулось беспокойство. Он подошел к рябому старику, опиравшемуся на суковатую палку, спросил:

— Что случилось?

— Костю собутыльники ухлопали, — охотно ответил он. — Допился… Говорил я ему, не водись со шпаной…

— Костю? — Сергей не сразу понял, что старик говорит о сыне Климова. — Какого Костю?

— Хозяина этого дома, пьянчужку безответного…