Шрифт:
— Остыньте, свои! — сказал он ровно, стараясь подражать голосу Графа. — Где дядюшка Цан?
— Студент? — хрипло донеслось из темноты. Согнутая рука разжалась. Почувствовал, как его окружили взволнованно дышащие люди.
— Я, — ответил он с достоинством. — Слушайте меня внимательно…
И, опять стараясь говорить сдержанно и весомо, как Граф, стал рассказывать им все, что случилось за эти дни. Властный тон подействовал, слушали, не прерывали.
— А теперь, — завершил он повелительно, — уходим по одному с интервалом в минуту…
Последними ушли они с дядюшкой Цаном.
— Зря так Олег поступил… — обиженно ворчал тот. — Надо было со мной…
Снова они встретились неделю спустя в заранее обусловленном месте — в многолюдном зале ожидания Казанского вокзала.
Дядюшка Цан сидел в уголке возле табачного киоска на большой коробке, обернутой газетами и перевязанной белым шпагатом.
— Чую, ходить за мной начинают, — пожаловался он возникшему перед ним Климову, — Думаю запрятаться на графской даче… Обидно. Работу подходящую нашел…
— Где? — поинтересовался Климов.
Глаза дядюшки Цана сверкнули знакомым радостно-вожделенным блеском…
— На мясокомбинате. Убойщик. Бычков кувалдой успокаиваю… Как в темечко врежешь…
Перед глазами Климова снова всплыл тот котенок с оторванной головой, судорожно вздрагивающий всем тельцем… Так и быки от удара кувалдой… Климов содрогнулся от омерзения, как от внезапного приступа тошноты…
— Этот сундучок, на котором я сижу, Графа… — издалека донеслись слова. — Пристрой у себя… Надежнее будет… Он попросил сберечь его до конца отсидки…
Говорить было не о чем. Помолчали…
— А Катюша, знаешь, не улетела, — вновь начал дядюшка Цан. — Сказала, будет здесь ждать Графа… Вот это баба, да?.. Я тут паспортишко хочу ей новый сделать… Чтоб от ментов подальше была… Она пока в 306-м номере гостиницы «Ленинградская» поселилась…
Тревожно-мужская, волнующая надежда затеплилась внутри. Да, он боготворил и боялся Графа. Но Катюша притягивала его… Нет, не как Дальмар, по-другому, святее и чище, как обольстительно-недоступная королева. «Завтра же зайду, — сумбурно забегали мысли, — подарок куплю… Графа долго еще ждать… А вдруг?.. Не нахально, конечно, а так, посижу, поговорю, посмотрю… Чем черт не шутит… Живая ведь…»
Дядюшка Цан протянул ему почтовую открытку.
— Понадоблюсь — опусти в ящик, через три дня свидимся здесь… Я пошел… Не забудь про это. — Он стукнул задником ботинка по коробке и растаял в толпе пассажиров.
Но на следующий день Климов не смог зайти к Катюше. Из института принесли телеграмму: умерла сестра. «Ну вот и хорошо, — подумал, — представлю в деканат, чтоб не придирались за прогулы».
Сестру он не помнил. Она вышла замуж, когда ему было четыре года, и уехала с мужем в Тульскую область. Но на похороны поехал. Случилось так, что ее муж впал с горя в крутой запой, и ему самому с сестриной подругой пришлось заниматься похоронными формальностями. Когда поехал в районный загс, чтобы получить официальную справку о смерти, ему в голову пришла идея: он осторожно вытянул из папки бумаг сестринское свидетельство о рождении и спрятал в карман пиджака. Долго бранилась старушка-регистраторша, взяла с него слово, что через два дня привезет ей свидетельство… Словом, все обошлось…
В Москве бросил открытку в почтовый ящик, а через три дня вручил дядюшке Цану свидетельство о рождении своей сестры.
— Сестра умерла, — пояснил Климов, — а это ее свидетельство о рождении. Можно сказать в милиции, что Катюша потеряла паспорт и выдадут новый…
— Ну и голова, — похвалил его дядюшка Цан. — Лучше прикрытия не придумаешь… Постой-постой, ты снимаешь две комнаты?
— Две…
— Отлично. Сестра будет жить с братом… Все шито-крыто… А восточная красавица где?
— Спровадим, — ликующе пообещал Климов.
Дальмар охотно взяла у него деньги и сняла другую квартиру — медовый месяц их уже завершился, безнадежно потускнел. Но, уходя, сказала:
— Учти, если не сделаю аборт, ребенка будем регистрировать на твою фамилию.
— Ладно, — согласился Климов. Тогда он был готов на все, мысли занимала Катюша.
Он сам вымыл полы, прибрал в комнатах, купил два букета роз. А когда она пришла, изящная, с черной сумкой — ремешок через плечо, — не скрывая радости, предложил:
— Выбирай комнату, сестренка! — помаялся, потоптался с ноги на ногу. — А может, одной нам хватит, а та будет гостиной…
Строгой, непреклонной учительницей глянула на него Катюша:
— Будем на «ты», но не далее… Любое нахальство может стоить тебе жизни.
Он сразу обмяк, скис, поняв, что зря мечтал, надеялся, зря старался…
Стали они жить, как двое посторонних — два маленьких непохожих мирка. Встречались в кухне. Она, как сестра, готовила, стирала, подметала комнаты, а при хозяйке ласково целовала братца в щеку, шутила…
В институте вновь пошли «неуды», накопились «хвосты». Декан предупреждал, грозил отчислением… И написал бы докладную в ректорат, если бы не завоевал Климов серебряную медаль на чемпионате Москвы. На торжественном собрании седьмого ноября инструктор горкома партии вручил ему Почетную грамоту… Попробуй такого отчислить!