– Это было в 1612 году, – резко проговорила я, – вышел первый перевод «Дон Кихота» на английский.

Чарльз прищурился.

– Просто замечательно, Энн, но я сомневаюсь, чтобы это пригодилось нам, когда мы ночью будем пересекать Берингово море. Еще раз, какая из них Полярная звезда?

Отрезвленная его терпением, я снова взглянула в небо. Звезды, которые всегда выглядели такими поэтичными и вдохновляющими, теперь оказались просто еще одним предметом моего изучения, потому что на этом настаивал мой муж. Я смотрела на небо и не видела в нем никакой поэзии, лишь поле для возможных ошибок.

В эту ночь в первый раз я успешно разыскала Полярную звезду. Это была та самая звезда, чей ледяной свет больше всего напоминал мне взгляд моего мужа.

Праздничная вечеринка у Гуггенхаймов устраивалась, чтобы отметить наш последний триумф – десятидневный перелет через Карибское море с Хуаном и Бетти Трип по заданию новой авиалинии Хуана – «Пан-Американ». После этого Чарльз и я несколько дней летали на маленьком двухместном самолете с открытой кабиной над джунглями в Мексике, где жили майя. Нас попросили сфотографировать с воздуха развалины Чичен-Итца [20] , чего раньше никто не делал. Производя фотосъемку, мы обнаружили еще одни развалины.

Кроме археологического значения, для меня этот полет был значим тем, что после деловой части, когда переговоры с Хуаном и Бетти завершились, у нас появилось долгожданное время, которое мы могли провести вдвоем. Драгоценное время вдалеке от любопытных глаз, ожиданий, чествований и бесконечной суеты моих родственников. Только когда Чарльз и я оставались наедине – как правило, высоко в небе, видя мир так, как его не видел никто другой, – я чувствовала себя его равноценным партнером, а не просто довеском, держащимся в его тени. Сидя позади Чарльза или изредка занимая его место, когда он уставал, я твердой рукой сжимала рычаг управления, пронося Одинокого Орла над джунглями и горами.

Два года назад я была просто студенткой, не способной принять ни одно самостоятельное решение. Теперь я прокладывала новые пути по небу, ставила рекорды, покоряя высоты, которых никогда не смогла бы достичь без него. Как, черт возьми, могут жить простые смертные? Набирая высоту, или падая в воздушную яму, или покачивая крыльями самолета, я не чувствовала ничего, кроме жалости к девушкам, с которыми ходила в школу и университет. Они осели на земле, чтобы вести скучную обыденную жизнь, и вышли замуж за скучных обыкновенных мужчин.

Но по-настоящему узнать собственного мужа, а не знаменитого летчика мне было суждено на земле, в кемпинге под мексиканским небом. Он рассказывал мне о том, как мальчишкой проводил много времени на лоне природы в одиночестве на берегах Миссисипи в Миннесоте. Его отец, Си Эй Линдберг, никогда не ходил вместе с ним, поскольку к тому времени был уже конгрессменом и проводил большую часть времени в Вашингтоне. Хотя Чарльз редко говорил о своем отце, у меня создалось впечатление, что между ними имелось какое-то непонимание, возможно, даже разрыв в отношениях. О своей матери он говорил гораздо более охотно.

– Она меня воспитала, – признался Чарльз в один душный вечер под крики попугаев макао, бесшумной беготни крошечных ящериц в подлеске – окружении весьма экзотическом, – вернее, меня воспитали мать и дядя. Отец был не очень… ответственным в этом отношении. А мои сводные сестры… в общем, не стоит об этом говорить. Это одна из причин, почему я женился на тебе.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты из прекрасной семьи с хорошей наследственностью без всяких изъянов. У нас будут замечательные дети.

– Чарльз! Ты смотришь на меня, как на племенную кобылу! Как будто это была единственная причина, по которой ты на мне женился! – Я рассмеялась, подняв голову, чтобы посмотреть на него.

Он улыбнулся мне, ущипнул за кончик моего большого носа и сказал:

– Ты не ценишь собственных достоинств.

– О! – Я оттолкнула его руку, хотя всегда любила его поддразнивания, лишь подчеркивающие нашу удивительную близость здесь, так далеко от остального мира. Без нашей авиации мы никогда бы не смогли найти путь обратно к цивилизации, но пока мне этого не хотелось. – Что значит никаких изъянов? А может, у меня есть страшная двоюродная бабушка, которую мы прячем на чердаке?

– Неужели? – Его улыбка увяла. Он смотрел на меня изучающим взглядом, который я иногда у него замечала. Тогда я чувствовала себя, как бабочка, приколотая булавкой к гербарию.

– Нет, конечно, нет! – На одно короткое мгновение я вспомнила о Дуайте – несмотря на протесты отца, мама организовала для моего брата возможность покинуть Амхерст на некоторое время после еще одного «трудного периода», во время которого его снова стали мучить галлюцинации. Она отправила его в санаторий в Массачусетсе и велела отцу перестать посылать ему письма с указаниями немедленно взяться за ум.