Шрифт:
— Мне твои Алексей уже привёз горных трав.
— Он-то и надоумил меня, показал, что вам надо, срисовал. И я стал приглядываться. Смотрите, сгодится? — Силин развязал пояс и выложил на стол несколько связанных в пучки кореньев. — Вот этих не знаю, а эти самые настоящие иссыккульские корешки, — он указал на желтоватые корни.
— Да неужто раздобыл? Вот спасибо! — воскликнул Бетгер и обратился к Ронину.
— Интересное растение. Содержит большой процент алколоида. Хочу произвести анализ, изучить. В горах Тянь-Шаня масса лекарственных трав.
Между тем Силин достал тетрадь, аккуратно перелистал её и вынул сложенный лист:
— Хотел я у вас, Карл Богданович, да вот и у Виктора Владимировича совета поспрашивать.
— Что ж, поможем, коль сможем, — улыбнулся Бетгер.
— Тут вот какая оказия. Жители кишлака Поршкиф…
— Это на Памире? — спросил Ронин.
— Точно так. Жалобу написали, притесняет их бек Дотхо, дальше некуда. Как бы передать эту жалобу в хорошие руки, чтобы толк получился?
Бетгер принял из рук Силина бумагу, прочёл её внимательно, затем передал Ронину.
— Явление обычное в бухарской деспотии. Надо подумать, кого бы привлечь к этому делу, — задумчиво произнёс провизор.
Силин раскрыл своё намерение:
— По первоначалу решил пойти в канцелярию генерал-губернатора, да побоялся. Положат под сукно…
— Пожалуй… Теперь все заняты ловлей революционеров, — рассудил Ронин.
— Ну, это не совсем так. Общественное мнение привлечено к угнетённому состоянию подданных эмира. В газетах и наших, и столичных, часто появляются разоблачительные статьи, — ответил Бетгер.
— А если передать в газету? Как думаете, Карл Богданович? — озабоченно спросил Силин.
Ронин поддержал:
— Это, пожалуй, будет правильно. Материал боевой.
— Я другого мнения. Лучше, если ты, Силин, сам вручишь эту жалобу в канцелярию. Я напишу записку Семёнову. Он интересуется нашим краем и уж не позволит залежаться жалобе.
— Семёнов? Александр Александрович? Вот кого и я бы повидал, — оживился капитан. — Интересный человек, быть ему учёным. Однако мне пора, есть ещё кое-какие дела. Всего лучшего, Карл Богданович.
Он пожал руку Бетгер у и обратился к Силину:
— С тобой, братец, не прощаюсь. Завтра зайди ко мне, после того как передашь жалобу. Остановился в гостинице Гаврилова, в пятом номере. С четырёх часов буду ждать. Так?
Слушаюсь. Давно мы с вами не беседовали. Коли интересуетесь жизнью кочевников, многое расскажу.
— Непременно побеседуем. До свидания.
Выйдя на крыльцо, Ронин приостановился. Глубоко вдохнув свежий воздух, запахнул плотнее шубу, подумал: "В редакцию идти нет смысла. За ними слежка".
Приглушённый влажным воздухом, поплыл колокольный звон, извещая верующих об окончании вечерни. От этого протяжного звука стало тоскливо. Ронин медленно сошёл на тротуар и остановился. На степе была наклеена афиша. Крупные буквы, освещённые сильным светом фонаря, легко читались. Нет, не заглохла ещё общественная жизнь в городе. Афиша гласила, что Музыкально-драматическое общество Ташкента ставит спектакль "Женитьба" Гоголя в Общественном собрании.
Посмотрел на часы: можно успеть. Оглянулся, поблизости извозчиков не было, бодро зашагал в заснеженную даль улицы.
На спектакль чуть не опоздал. Едва снял шубу, взял билет и вошёл в зал, как прозвучал третий звонок.
В антракте, выйдя в фоне, он удивился разнообразию зрителей. Здесь были светские дамы в пышных нарядах, мелькали скромные костюмы интеллигентов, сюртуки военных чиновников, смокинги штатских и, что было ново, — пиджаки рабочих.
Внимание Ронина привлёк техник в железнодорожной форме. Это был человек лет тридцати, плечистый, с шапкой густых волос. Что-то знакомое показалось Ронииу в спокойных чертах лица, в пытливом взгляде серых глаз. В свою очередь техник, медленно прогуливаясь мимо капитана, тоже внимательно вглядывался в его лицо, словно силился вспомнить минувшее.
"Кто же это? — мучительно думал Ронин, перебирая в памяти случайные встречи. — Кто?"
А техник проговорил:
— Если не ошибаюсь, наш асхабадский капитан?
Как только Ронин близко увидел эти спокойные серые глаза, память мгновенно вернула утраченное временем.
— Да это же Митя Глухов! Рад вас видеть. Давно не встречались, лет десять… — говорил он, пожимая широкую ладонь с длинными крепкими пальцами.
— Больше. Лет одиннадцать… Помните нашу воскресную школу? Хорошие вы лекции читали.